Пища любви

На неприметной улочке, идущей от бульвара Глориозо в римском квартале Трастевере, находится бар, который завсегдатаи прозвали «У Дженнаро». Это даже не совсем бар, потому что размером и формой он больше напоминает одноместный гараж. Проходящий мимо турист заметит, что снаружи есть место для двух маленьких столиков с разномастными пластиковыми стульями – их пригревает утреннее солнышко. А любитель кофе обратит внимание на то, что внутри на крашеной оцинкованной стойке поблескивает «Гаджа-6000» – «Харлей Дэвидсон» мира кофеварок-эспрессо. Кроме того, позади этой стойки есть место и для самого Дженнаро, которого многочисленные друзья наградили титулом лучшего barista[1] во всем Риме. К тому же он отличный парень.

Вот почему одним прекрасным весенним утром двадцативосьмилетний Томмазо Масси и его друзья Винсент и Систо стояли в этом баре, пили ristretti[2], спорили о любви и ждали, когда из булочной подвезут cornetti[3], на самом же деле они просто проводили время в компании Дженнаро, перед тем как оседлать свои мотороллеры «Веспа» и разъехаться по разным римским ресторанам, в которых работали. Ristretto варится из такого же количества молотого кофе, что и обычный эспрессо, но воды берется вдвое меньше. Поскольку эспрессо у Дженнаро были вовсе не обычные, а самый что ни на есть жидкий адреналин и поскольку трое молодых людей и без того отличались бурным темпераментом, беседа вышла весьма оживленной. Дженнаро пришлось неоднократно призывать их к спокойствию или, как говорят римляне, parlare ’nu strunzo ’a vota – вставлять в каждую фразу не больше одного «дерьма».

Особенная крепость ristretti Дженнаро достигалась тем, что он натачивал сдвоенные ножи кофеварки «Гаджа» до остроты бритвы, утрамбовывал молотый кофе до твердости цемента, потом задавал в кофеварке максимально возможное давление в восемьдесят фунтов на квадратный дюйм и только после этого заливал воду. То, что вытекало из носика, было мало похоже на жидкость и скорее напоминало маслянистое вещество бронзового цвета, по густоте сравнимое с медом, сверху покрытое ореховой пеной и такое сладкое, что не требовало сахара. К нему полагалась acqua minerale и посыпанный сахарной пудрой cornetto, если их успевали доставить из булочной. Дженнаро любил свою кофеварку столь же нежно, как солдат любит свое ружье. Он тратил гораздо больше времени на ее чистку и мытье, чем на приготовление кофе. Его целью было довести давление до ста фунтов и приготовить такой густой ristretto, чтобы его можно было намазывать на хлеб, как повидло. Томмазо был убежден в том, что при осуществлении этого плана «Гаджа» может взорваться и угробить их всех, но он уважительно относился к честолюбивым стремлениям своего друга, а потому молчал. В конце концов, нельзя быть великим barista, ничем при этом не рискуя.

В то утро речь шла не только о любви, но и о футболе. Винсент недавно обручился, и теперь на него ворчал Систо, которому казалась абсурдной сама мысль связать себя с одной-единственной женщиной.

– Сегодня тебе может казаться, будто ты встретил лучшую женщину на свете, а завтра… – он развел руками, – …как знать?..

– Послушай, – объяснял ему Винсент настолько возбужденно, насколько вообще был способен, – как давно ты болеешь за «Лацио»?