Письмо первое
Дорогая Марит!
Дорогая сестра Марит!
Марит, я извел уже четыре листа бумаги, пытаясь начать письмо. Я еще никогда не обращался к тебе в письмах – как сделать так, чтобы обращение было и почтительным, и сердечным, и достаточно близким, и при этом не фамильярным? Я не знаю. Это невозможно.
Пишу с дороги. До предгорий я добрался на паровике – дороговато, зато быстро. Ну а через горы, увы, можно перевалить только на лошадях. И то хорошо, что не верхом – наездник из меня неважный.
Я никогда прежде не был в горах… Солидно звучит, да? Ты же знаешь, я нигде еще не был. Но пишешь с дороги – и чувствуешь себя матерым путешественником!
Горы пугают и опьяняют. Три дня мы ехали через них, и мне то и дело казалось, что камни, нависшие над головой, вот-вот рухнут и завалят нас вместе с лошадьми и пожитками. Скалы разноцветные, словно в потеках – красноватые и кремовые, серые и черные, и крапчатые – от них рябит в глазах и укачивает. На мостиках через ущелья захватывает дух – перед ними все спешиваются и переходят прежде повозок (кое-кто и ползком). Я многажды порадовался, что еду почти налегке и могу не волноваться за сохранность своей поклажи. Держался за размочаленные веревки перил и думал о тебе: ты бывала здесь, на таких же мостиках и перевалах – как это было? Боялась ли ты? Я не могу сказать, что боюсь, но в кишках как-то неуютно…
Тебе интересно?
Можешь смеяться, а мне льстит называть себя, представляться братом Ордена миротворцев. Люди знают о нас. Иногда мне кажется, что я ловлю на себе уважительные взгляды… а иногда – что всякому ясно, что я еду на свое первое задание… на свой первый самостоятельный случай. Хей-хоп! Но то, что Орден так известен уже и по ту сторону гор, это хорошие новости. Поглядим, что еще будет лет через десять! А через сто? … Тем не менее, скидки, такой, как у врачей, нам пока еще не положено. Увы. Можешь подсказать Совету идею поработать над этим?
Что-то я нынче нервный. Пишу, как будто сам себя перебиваю – видно, сильно взбудоражен дорогой. Буду, как ты говоришь, «приземляться». Итак – где я? В комнате над трактиром, в городке под названием Вираг-Озерный. Подо мной – старый деревянный стул с облупившейся белой краской, жесткий и скрипучий. Я сижу в носках, сбросив дорожные башмаки. Стол, на котором я пишу тебе это письмо, стоит под окном, солнце давно село, и в окне почти ничего не видно. Номер узкий и тесный, но чьи-то руки попытались придать ему уют, постелив на пол и на кровать пестрые коврики-дорожки. Здесь прохладно и довольно сыро.
На самом деле я еще не доехал: тело мое сидит в комнате, но мысли все еще поглощены дорогой. Перебираю в памяти образы и, чтобы сохранить их, пытаюсь описать словами, как будто слова имеют силу делать мимолетное длительным, а воображаемое – настоящим…
Мы проезжали Кружева – природный тоннель под горами, цепь светлых пещер, которые тянутся с востока на запад. Я читал о них, и вот, наконец, увидел – причудливые арки и округлые окна, в которые падают косые лучи солнца. Чувство, как будто заблудился в костях великана – не верится, что все это когда-то промыла вода. Узкий ручей и сейчас струится по дну тоннеля рядом с дорогой. На открытках не видно, до чего ж это все огромное – в этих скальных серых коридорах цепочка наших лошадей и повозок была словно колонна муравьев.
Потом вдруг тоннель закончился, и мы высыпали на склон. Внизу под нами лежало озеро, вокруг теснились горы, покрытые пестрым ковром осеннего леса. Снежные вершины вдали горели белым золотом в ранних лучах заката, и мягкий вечерний свет заливал всю чашу долины. Очень красиво! И совсем непохоже на то, как дома. Городок внизу сбегал по склону неширокой полосой и упирался в озеро, затормозив с разбегу, столпившись над водой гурьбой пестрых крыш. От стен домов в озеро тянутся мостки и причалы – как будто город хочет продолжиться дальше, под темную воду.
