– Ты считаешь, что это правильно мучать старушку?
– Не бойся Роберт. Она живучая. Во время интервью точно не помрёт.
Роберт, который привык к медицинскому цинизму своего друга врача, тем не менее воскликнул:
– Ей же почти 100лет!
– Ну и что? Она ещё простудится на наших похоронах. Балерины мало болеют. Всю жизнь в движении – это залог здоровья.
– А какой ей смысл делиться своим прошлым?
– Ну это, мой друг, уже твои проблемы. Тут ты должен проявить свой талант журналиста. Моё дело вас свести, ну а дальше пусть твоя смекалка заработает.
Роберт поежился, предвидя сложную журналистскую работу. Марек почувствовал озабоченность друга.
– Ты не очень то тушуйся. В последнее время помимо прочих болячек у неё начались такие типичные для старчества явления, как воспоминания о давно забытых событиях. Кшесинская может не вспомнить что она ела во время вчерашнего завтрака, но зато точно опишет что ей подарил великий князь Сергей Михайлович на Пасху 1905 года. Да, да! Не удивляйся. Это очень характерно для старческих мозгов, и ты должен этим воспользоваться.
– Может возьмём мою помощницу? Она будет вести записи.
– Это не совсем удачная идея.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Матильда терпеть не может присутствие девиц повышенной смазливости. Твоя помощница ведь смазливая тёлка?
– Ну есть у неё такой недостаток.
– И уж точно не старушенция?
– Лет этак 23.
– Ну вот видишь.
– Но мне нужно, что бы кто то аккуратно записывал.
– Ничего обойдёшься. Помни – Кшесинская живая история русского балета, самодержавия, революции и эмиграции – короче первоисточник всего того что произошло в России за последние 100 лет. Она – олицетворение целой эпохи. В ней информации – на 10 репортажей хватит.
Они подъехали к роскошному дому расположенной на одной из центральных улиц Парижа.
– Ого! – вскинул брови Роберт, выходя из машины, – а прима царского двора в Париже вовсе не бедствовала. Ты мне рассказывал, что она до последнего времени давала уроки балетного мастерства богатым российским отпрыскам. Зачем она это делала будучи обеспеченной женщиной?
– Для души наверное, – уклончиво ответил Марек и добавил уже тихо, – а может для отвода глаз. Ладно пошли в дом. Я тебя познакомлю с самой приближённой к Кшесинской особой.
– С мадам Жозефиной? Я наслышан про неё. Слушай, тогда у меня вопрос. Как в таком случае Кшесинская терпит рядом с собою Жозефину? Ведь она уж точно не стара и отнюдь не страхолюдина.
– Хороший вопрос. Ну во-первых Жозя её близкая родственница, которую она знает с малолетства, ну а во вторых срабатывает эффект, который именуется в психологии «зеркальная ностальгия».
– Не мудри, объясни толком.
– Ну это когда человек уже в пожилом возрасте ищет в ком то другом своё молодое подобие.
– Ты хочешь сказать, что Матильда видит в Жозефине себя в молодые годы?
– Ну вроде того. И это близко к истине. Жозя и правда во всём напоминает её в те славные годы, когда мужчины императорской семьи в том числе и наследник престола клялись ей в любви.
Доктор Марек вежливо пропустил вперёд ко входу Роберта.
Внутреннее убранство дома вполне соответствовало её наружному облику. Роскошь чувствовалась во всём: дорогие напольные ковры, золотистая лепнина на потолках, фарфоровые вычурные вазы повсюду, статуэтки вдоль лестниц, живописные картины на стенах, – всё это говорило о том, что хозяйка дома вовсе не бедствовала, а наоборот, не жалела средств, чтобы жить в роскоши и великолепии.
Со второго этажа, по лестнице к ним спустилась сама Жозефина – элегантно одетая ухоженная женщина лет сорока, с проницательным взглядом хитрой лисички.
– Добро пожаловать, Роберт! Я много лестного наслышана про вас и не только от Марека.
