Стояла жаркая летняя ночь. Еще видны были на краю небосвода отблески закатившегося за горизонт солнца. Лес дышал приятной прохладой. Пронин смотрел вдаль, через поле, на видневшиеся крыши домов деревни и разглядывал дым, поднимающийся из труб соседских бань, скорее угадывая его очертания.
Было уже за полночь, и такие мгновения в сельской глуши всегда навевали на Филиппа какое-то спокойствие, какое-то особенное умиротворение, которое трудно уловимо в городе. Наверное, это происходило отчасти потому, что все детство он провел здесь, в этой деревне. А еще потому, что на природе вообще тихо. Нет этих бесконечно снующих машин, все время куда-то торопящихся прохожих. А может быть, просто потому, что какая-то внутренняя его составляющая жаждала этого спокойствия и выбрала для себя это место в качестве как нельзя лучше подходящего для подобных размышлений.
Филипп медленно вдыхал запахи леса и летней ночи, а в голове у него проносились обрывки мыслей и воспоминаний. Вот он старательно учится держать равновесие, катаясь на велосипеде. Разгоняется все быстрее, ни разу не задумываясь о возможности упасть. Вот рыбачит с друзьями в маленьком пруду возле дома. А вот старая могучая липа, еще молодая и полная жизни. После удара молнии она раскололась на две половины и больше уже не цветет таким ярким насыщенным цветом, как раньше. Что-то изменилось в этой липе, листья ее поредели.
И была в этом словно какая-то невыносимая тоска, и Пронину хотелось, чтобы ему стало вдруг невыносимо грустно, оттого что все в жизни меняется и стареет, как это бывает в старых книгах и фильмах. Хотелось, но не стало. Потому что душа его была необычайно молода и полна энергии. А молодость никогда не знает настоящей печали.
Пронину было двадцать три года. Только что он окончил Университет Лобачевского, чем очень гордился, и надо было идти служить. «Но это всего лишь год, это недолго», – пытался убеждать себя Пронин и так говорил всем. На деле он совершенно не представлял себе, чем для него это обернется. В глубине души целый год казался ему чем-то невозможно долгим. Он отдавал себе отчет, что с современным ритмом жизни за это время в мире могут произойти колоссальные изменения. Ему казалось, что он вернется совсем отставшим от жизни, что его сверстники будут знать много больше его, что появятся новые, доселе невиданные достижения в сфере науки и техники и что он не будет знать, как теперь правильно вести себя в обществе. Всего этого опасался Пронин, сильно забегая вперед.
Чтобы не поддаваться опасениям и разным дурным мыслям, он рывком скинул мотоцикл с подножек, завел его и помчался по ровной полевой дороге, прорезая тишину ночного воздуха. Это был прощальный вечер, и уже нельзя было ничего изменить, и не было смысла обо всем этом задумываться. Нужно было готовиться к чему-то новому и неизвестному.
До города было километров тридцать, и все эти тридцать километров Пронин провел наедине с собой. Мотор ревел, как в тумане проносились мимо фары встречных автомобилей. На въезде в город Филипп обращал внимание на такой знакомый свет в окнах домов, а в воздухе пахло родиной. Маленькие улочки вблизи дома сильно занесло тополиным пухом. Филипп сбавил ход и ехал сквозь этот пух, как сквозь снег, только теплый и какой-то мягкий, пушистый.
В эту ночь Филипп на удивление легко и быстро уснул, как он засыпал всегда, даже несмотря на жизненные неурядицы и нервное напряжение. А рано утром взял собранную сумку, заехал попрощаться с отцом и двинулся в сторону призывного пункта.
В автобусе он почти не разглядывал попутчиков, мысли его были где-то далеко. Теперь ему вспоминались университетские годы, которые еще долго он будет перебирать в памяти, учеба, преподаватели, однокурсники и однокурсницы. Вспоминались длинные коридоры здания университета и большие лекционные залы. Что ждет его впереди?..
