Немного об истории создания этой книги
Это может показаться удивительным, но почти с первых моментов осознания себя я мечтал написать книгу. Помню, как года в четыре сидел у телевизора, смотрел что-то вроде съезда депутатов и думал: «Пора, пора уже записывать, время уходит». Родители принесли тогда с завода списанные инженерные тетради, и я мучился от того, что в мире происходит так много интересного, а я до сих пор ничего не записал. Потому что еще не умел писать.
Помню, как в 5 классе выдумывал какую-то гремучую смесь о человеческой истории, тайнах космоса и жизни после смерти.
И потом этот замысел снова и снова в разных формах возникал во мне. Но в 2009 году, когда я закончил университет и женился на девушке своей мечты, старая идея вспыхнула с особенной силой. Я все более отчетливо стал понимать, что не смогу жить без цели и хотя бы иллюзии какого-то смысла. И таким смыслом для меня на время стало написание «великой книги». Вскоре стало понятно, что я не хочу просто сочинить очередную историю про выдуманных персонажей, и главным героем этой книги должен стать автор, то есть я сам. И в этой истории должно будет сплетаться все, что меня когда-то волновало: загадки судьбы, жизни и смерти, музыки, человеческой истории, космоса, архетипических символов… Временами я чувствовал необычайный восторг от ощущения сокровенного смысла, скрытого во всем. И беспомощность от того, что не мог его передать. Будучи учителем математики, я тогда сильно увлекался обратными связями и т.н. «странными петлями» – меня приводили в восторг самоорганизующиеся системы, спирали, фракталы, руки, рисующие друг друга на картине Морица Эшера, парикмахер Бертрана Рассела, стригущий в городе всех, кто не стрижет себя сам. Я чувствовал, что все это очень сильно связано с тайной самосознания, свободы, самоорганизации вселенной, и, возможно, с «высшим разумом». Но больше всего меня интересовали подобные петли в литературных сюжетах. У Борхеса есть рассказ о вавилонской библиотеке, представлявшей собой целую вселенную книг, расположенных в шестигранных комнатах, в одной из которых лежала книга, включавшая в себя все другие, но это была просто схема. В «Бесконечной книге» Михаэля Энде обратная связь более изысканна: мальчик, укравший книгу у букиниста и спрятавшийся на чердаке, с удивлением обнаруживает себя главным действующим лицом книги. Подобные самовложенные структуры используются Михаилом Булгаковым в «Мастере и Маргарите», в фильмах «Матрица», «Нирвана», «13 этаж» и многих других. Однако это все были придуманные сюжеты. Чуть дальше пошел Эдуард Лимонов, сделавший себя героем своих романов и фактически выдумавший свою судьбу. Нечто подобное хотел сделать и я, но искал другое содержание, нежели у Лимонова. Меня тоже одолевали мания величия, честолюбивые амбиции, греховные страсти и романтический зов, но всего этого было мало. Мой замысел был гораздо безумней. Мне хотелось сделать свое крохотное «я» ареной, на которой бы разыгрывалась драма всего мироздания. Территорией, где ставится вопрос об окончательном смысле всего происходящего. Это парадокс макро- и микрокосма – ведь крошечная клетка содержит информацию обо всем организме, а наше сознание способно охватить все мироздание.
Мне хотелось написать книгу, которая смогла бы реально изменить мою жизнь и жизнь окружающих.
Вскоре стало очевидно, что во внешнем мире вряд ли удастся найти то, что меня волновало. Но заглядывая в себя, я оказывался лицом к лицу с новым непостижимым миром, о котором почти ничего не знал. Везде в окружающем мире я являлся пассивным наблюдателем, и только в самом себе становился действующим лицом. Там внутри открывалось загадочное пространство, где действует таинственная воля, где эмоции порой возносятся к неведомым сферам, где мысль неотделима от реальности, там присутствует некая точка сотворения, в которой мечта становится явью. Если окружающие меня объекты обращались ко мне своей наружной стороной, а сокровенная их суть была сокрыта (или, как говорил Иммануил Кант, «вещи в себе»), то наблюдая за своей внутренней жизнью, я оказывался как бы с изнанки бытия. Там, где объект познания одновременно является субъектом.