Пятница
Чёрно-белая птица опустилась на
металлический отлив за окном. Когтистые лапки простучали
мелкой дробью по жести. Вот птица повернулась боком, застыла. Глаз
блестит арабским ониксом, словно подсвеченный изнутри.
Сорока в городе, да ещё и на окне.
Чудно.
Плохая примета.
Я с усилием оторвала взгляд от окна
и попыталась вернуться к работе. Статья, которую требовалось
отредактировать, была почти безнадёжна. Но уже три часа я вяло
пыталась привести текст к нормам стилистики, грамматики и
требованиям издательства. Получалось плохо. В голову лезли
сплошь пораженческие мысли. Ошибкой казалась и эта работа, и вся
моя жизнь.
Университет я закончила четыре
года назад и особенных иллюзий в отношении дальнейшей карьеры не
испытывала. Что может ждать выпускницу филфака третьесортного вуза?
Работа в школе или редакции, вечно находящейся на грани
банкротства. Дети казались существами с другой планеты. Но и
тановиться полуголодным журналистом совсем не хотелось. Без надежды
на чудо я отправила резюме во все известные мне столичные
издательства. Положительный ответ из журнала «Ellen» показался мне,
заранее готовой к неудаче, почти чудом. После стажировки я стала
сначала корректором, а потом и редактором. Казалось бы, хорошая
карьера. До недавнего времени я готова была все силы отдавать
любимой редакции. Но последняя неделя всё изменила.
Вот и сегодня я с трудом досидела до
шести вечера, скопировала на флешку материалы, которые не успела
отредактировать. Придётся работать дома. Но это даже хорошо – не
нужно думать, чем занять одинокий вечер.
Внезапно стало очень жалко себя.
Усердно пытаясь не расплакаться, я
принялась собирать вещи в любимую сумку. Та была довольно
вместительной и вполне удачно изображала натуральную кожу. Стопки
распечатанных справочников никак не желали запихиваться, цеплялись
за замки, подкладку. Из-за этого себя стало ещё жальче.
- Милен, зачем ты ходишь с этим
баулом? – ненавистный тонкий голосок выдернул из приступа
самобичевания.
Я обернулась. Света. Белая курточка
небрежно наброшена на плечи, длинные пшеничные волосы перекинуты
через плечо и взгляд такой сострадательный. Снегурочка прямо из
сказки. Бррр… Постоянно удивляюсь, как она может быть такой
миленькой снаружи и стервозной внутри.
- Это не баул.
- Пойми, ты не уважаешь себя, когда
носишь такие огромные сумки, - и снова это почти искреннее
сопереживание на лице. – Тяжелые сумки должен носить мужчина, а
девушка может позволить себе маленькую сумочку или рюкзачок.
Она серьёзно? Я почти неприлично
уставилась на неё.
- Ой, прости, ты конечно, про
Владика подумала, - затараторила Света. - Но не один же он на
свете парень. Вокруг полно их ходит, даже вполне приличных и
неженатых найти можно.
- И из всех тебе понадобился именно
мой Владик, - сказала я.
- Милен, отвыкай, он теперь не
твой. К тому же я за ним не бегала, это была его
инициатива.
У меня даже глаз задергался от такой
наглости. Владик бросил меня неделю назад, и я должна тут же
отвыкнуть называть его своим после трех лет отношений.
- Не злись, Милен, сердцу ведь не
прикажешь, - сказала Света, состроив брови домиком.
Поджав губы, я закинула любимую
сумку за плечо и направилась к выходу.
- А попрощаться? – кричала мне вслед
Света. - Тебя родители совсем не воспитывали в детстве?
Я почти запрыгнула в готовый
захлопнуться лифт.
На улице стало легче. Ветер забрался
в волосы, запутался в кудрях, разозлился и с силой забился, пытаясь
выбраться из ловушки.
Оцепеневшая изнутри, я добралась до
дома на автопилоте. Ни чувств, ни мыслей, ни эмоций. Только шум
города, хоровод лиц и силуэтов перед глазами, да стук моих
каблуков.
Очнулась лишь в квартире. Неужели
это я так живу? Светлые стены, мебель из «Икеи». Сплошной
минимализм. Даже штор на окнах нет – только вечно поднятые жалюзи.
Зато всё заставлено цветами – монстеры, фикусы, алоэ, много герани.
Владик часто ругался, что живёт как в аквариуме. А мне нравилось -
свободно, дышится легко. Только сейчас я поняла, насколько здесь
неуютно. Закуток одинокой карьеристки. Где милые подушечки на
диване, коврики, картины на стенах? Даже моя любовь к порядку вдруг
показалась такой убогой. Разве могут счастливого человека
раздражать свои же вещи, лежащие не в шкафу?
