Как ни молился в душе Антипин, ничего не помогло – над аэропортом висели тяжёлые облака, из которых лениво сыпался мокрый снег, и «аннушки» ровной шеренгой стояли на приколе. Но он всё-таки пошёл к справочной. Молоденькая дежурная оторвалась от журнала, привычно произнесла:
– По метеоусловиям все местные авиалинии закрыты.
– Надолго? – спросил он, хотя прекрасно знал, что на этот вопрос ему никто не сможет ответить, и, постояв, вернулся к рабочим.
– Загораем, – понятливо встретил его Харитонов. – Работа стоит, деньги идут… Так мы, с твоего позволения, начальник, отметим перелёт полярного круга…
Антипин обвёл взглядом рабочих, стоящих за спиной у Харитонова, буркнул:
– Только не до вытрезвителя.
– Обижаешь!.. – Харитонов прищурился. – Мы как миллионеры, в банке много, в кармане – шиш.
Он повернулся, вразвалку пошёл через зал на яркий указатель «Ресторан», и следом послушно потянулись остальные.
«Золотоискатели, так вас и растак», – уныло подумал Антипин, провожая взглядом сутулые спины в одинаковых, защитного цвета телогрейках. Крикнул вслед:
– Харитонов! В шесть у справочной жду!
– Замётано.
Антипин вышел на улицу.
Снег падал ещё гуще, не оставляя надежд пассажирам на скорый вылет. На горизонте смутно серели унылые пятиэтажки Алыкели и два виднеющихся вагона ждущей электрички. Махнуть бы в город к приятелям – и ожидания бы не заметил, помечтал он и с раздражением подумал о своей команде: накуролесят без него, за всё лето не расхлебаешь. Потом, с таким же раздражением, вспомнил начальство, оттянувшее вылет на два дня, а эти два дня – вот они и обернулись теперь июньской метелью.
Он курил, стоя под козырьком аэровокзала, провожая спешащих на электричку неулетевших отпускников. И завидовал им: пусть через день, два, неделю, но всё равно улетят они в свой длинный отпуск, на морские пляжи, под жаркое солнце, а у него пятый год лето проходит в тундре, пятый год купаться и загорать будет в бане да под кварцевыми лампами.
– Бородатенький, – потянула его за рукав намалёванная красавица в дублёнке. – Будь любезен, разреши сигаретку?..
Он вытащил из пачки две.
– Зачем? – Она скользнула пальцами по его руке. – Я сама могу тебя угостить…
Он оглядел когда-то красивое, а теперь уже помятое усталое лицо, стараясь поймать взгляд, но женщина отводила глаза и, кривя губы, шумно выпускала дым.
– Так я ведь, миленькая, ещё только туда, а не оттуда, так что… – он похлопал по планшету, – пустой ещё.
Она прищурилась, жеманно оттопыривая пальцы с зажатой сигаретой, постучала носком сапога по мокрому бетону; он усмехнулся – точь-в-точь, как скаковая лошадь.
– Ты мне нравишься. Когда обратно ждать?
– Когда пухлый станет, – он опять похлопал по планшету.
Женщина натянуто засмеялась, но не уходила, и Антипин спросил:
– Может, три рубля дать? Авансом.
– Я о таком мальчике всю жизнь мечтала.
– Помечтай ещё, девочка…
Он пошёл в зал, с горечью думая, что вот и здесь, у чёрта на куличках, появились ждущие девочки, с услужливым телом и цепкими пальчиками…
На выдаче багажа остались только его ящики, и дежурный, недовольно ворча, придирчиво сверил номера и вытолкнул их за перегородку. Антипин хотел попросить его помочь отнести багаж в камеру хранения, но передумал, стал таскать сам.
Потом опять вышел на улицу, хотя и так было видно, что снег не только не убавился, а повалил ещё пуще – ночь в аэропорту им была гарантирована. И хорошо, если только одна.
В маленькой гостинице мест не было, в ожидании, что кто-то вдруг съедет, в фойе томилась сонная очередь, и Антипин пошёл в комнату дежурного милиционера. Белёсому сержанту сказал, что по делу к старшему, и тот неохотно пропустил его к лейтенанту, пристроившемуся в маленьком закутке между камерой предварительного заключения и столом дежурного милиционера.
