Тебе не враг, себе не
друг.
Я прохожу за кругом круг,
Я выжигаю всё вокруг,
Ты помнишь? Я не враг. Не
друг.
Огнём меча руби сплеча.
Я тень начала всех начал.
Я без тебя во тьме
кричал.
Ты мой приют, ты мой
причал.
Ты — тень, я — тень. На дно
ступень.
За ночью следом правит
день.
Ты душу всю в шипы одень.
Ты помнишь? Я же тень, ты —
тень.
Соленая, остро пахнущая железом
влага из разбитой губы стекает по подбородку, но я не обращаю на
неё внимание. К боли я привыкла, как и к собственной крови. Я
смотрю в окно экипажа и искренне надеюсь, что больше никогда не
увижу ухмыляющихся лиц с такими же выразительными глазами, как и у
меня, только не зелёного, а тёмно-синего глубокого цвета. Но мне не
так везет. В открытую дверь врывается ветер, заставляя мои волосы
плетями хлестать по моим щекам.
— Бежишь? — такие же чёрные пряди,
как и у меня, скрывают высокий лоб, падают на глаза, но даже они не
могут спрятать издевательского взгляда, который, словно игла
мотылька, пронзает меня насквозь.
Молчу. Потому что, единственное,
чего я хочу, чтобы он провалился к ядру. И это не то, что можно
говорить такому, как он.
— Знаешь, — его рука тянется ко мне,
и я дёргаюсь, будто от удара молнией. — Я не могу перестать думать
о том, как отдаю тебя огненным котам. Я слышал, они жестоки со
своими женщинами.
— Им в любом случае далеко до тебя,
— не успеваю прикусить язык.
— А если и они тобой побрезгуют, так
и быть, оставлю себе, как напоминание о том, что предательство в
нашей семье наказуемо, — он бьёт теперь не рукой, а словами.
Больно, но уже не так, как раньше от подобных слов.
— Не ты это решаешь, — делаю я
последнюю попытку защититься.
— Только пока, моя дорогая
сестрёнка, — он выплёвывает последнее слово, словно ядовитого
паука, который случайно заполз ему в рот, и оставляет меня в
одиночестве.
Экипаж трогается, я слышу скрежет
мелких камней под колёсами, достаточно громкий, чтобы заглушить мой
скулёж. У меня есть год, чтобы решить, что делать со всем этим. Но
пока мне нужно просто расслабиться и насладиться жизнью подальше от
родного дома.
Вытираю лицо шелковым платком и
растягиваю губы в улыбке, который слишком напоминает оскал старшего
брата.
До Докупола я добрался на
дирижабле, который двинулся в путь на несколько часов позже
положенного. Летающая махина сделала значительный крюк для того,
чтобы я успел попасть в Кадетский корпус имени мастера Шедоху до
начала торжественного ужина. Городишко не привык встречать
дирижабли, поэтому нам пришлось немного покружить над невысокими
домами (этажа в два-три), пока местные подготовили площадку. А
именно, убрали с неё весь хлам.
Это же надо было назвать город
Докуполом, думал я. У жителей воображение, как у улитки, очевидно.
Раздражение моё было близко к апогею.
Дальше всё было не лучше. Когда
мы всё-таки приземлились, я не мог найти свободный экипаж (ни на
чём другом на моё новое место работы не добраться). А все потому,
что все повозки, что были в этом Единым забытом городе, как раз
ехали где-то на пути из крепости обратно. Экипажи отвозили
несчастных кадетов, которым «выпала удача» учиться в единственном
месте на планете, где нет и быть не может благ цивилизации. Первый
же вернувшийся образчик древнего транспорта отправился со мной и
моим чемоданом в учебное заведение, до которого пришлось добираться
несколько часов. Просто прекрасно!
И вот теперь я стою в холле
крепости и понятия не имею, куда идти, потому что меня никто не
встречает (а не встречает, потому что я должен был прибыть
раньше).
Скрип массивных дверей отвлекает
меня от собственных негативных мыслей. Из зала по соседству, гордо
расправив плечи, выходит девушка. Она не замечает меня, идёт по
своим делам. Наблюдаю за ней пару мгновений. Красивая. Я вижу, как
трепещут её ноздри, когда она глубоко втягивает воздух, в котором
до сих пор есть отголоски давнего пожара. Вижу, как её губ касается
лёгкая улыбка и моё раздражение неожиданно для меня самого
отступает.
