Ветер Мира, сильнейший ледяной Ветер, окутывал сплетающиеся тела, бил в искаженные нервным тиком и болью лица, в охваченные страстью плотоядные рты.
По извилистой, убегающей в бесконечное Никуда, дорожке с бешеной скоростью мчался Черный Всадник. Ноздри огромного дикого жеребца метали свирепое пламя; послушные ветру, пригибались перья на каске; фантастически изгибаясь, длинный черный плащ улетал далеко-далеко вперед.
В непроницаемо черном небе стелился дым; дорожка проходила по самому краю обрыва. Все остальное низвергалось в страшную пропасть. А из пропасти к жуткому равнодушному мраку неслись протяжные жалобные стоны.
Один только вид этой картины леденил сердце. Но Черный Всадник, прильнув к шее лошади и выставив вперед голову, все так же неумолимо мчался и мчался Вперед, в Никуда.
Удивительная бледность его лица составляла кошмарно резкий контраст с черными одеждами и черным жеребцом. Из-под низко нависшего козырька прожигали пустые, безжизненно застывшие глаза. Нечеловечески большие, они были устремлены в одну точку.
И они видели, видели то, чего не мог видеть Никто! Его развевающийся плащ казался крыльями какого-то таинственного чудовища, и это чудовище неудержимо летело, летело, летело – по уступам и через ущелья.
Всадник уносил с собой вопли и причитания – это плакали и стонали ПОТЕРЯННЫЕ души. Кровавый след разбитых надежд и несбывшихся желаний тянулся за огромным черным жеребцом. Этот след обрывался у подножья уродливого темного холма.
Всадник вел с собой души – по дороге в ад. По дороге в ад!
«Алекс, Алекс, что с тобой? Шурочка, тебе плохо?» – наконец, долетел до нее встревоженный голос подружки, дергающей ее за плечо и называющей на разные лады.
– Что? Что? А? – вздрогнув, громко спросила растрепанная девушка и ненадолго пришла в себя.
Тоненький свист пронесся в ушах, с глаз упала темная завеса. – Какая Саша? Какая Шурочка? – раздраженно пробормотала она. – Алекс! Алекс! Меня зовут Алекс! – Виновато помотав головой и жалко улыбнувшись, подружка поспешила отойти в сторонку.
Алекс стояла в самом большом зале лучшей галереи изящных искусств, перед картинами художников-мистиков.
«Все в порядке», – прошептала она и быстро пошла вдоль стены. Надписи под картинами мельтешили у нее перед глазами.
Бесконечные панорамы Гималаев, монастыри, святые… Ей бросилось в глаза: «И мы видим».
Она снова замерла, затаила дыхание, прищурилась. Выставочный зал поплыл, поплыл мимо Алекс и благополучно «утонул» где-то.
И тогда ОНА УВИДЕЛА, УСЛЫШАЛА.
– Ну давай же; давай, быстрее! Ну что ты? – взъерошенная смуглянка рывком расставила ноги, как можно крепче прижимая к себе худое мужское тело, как можно глубже вгоняя, вгоняя, вгоняя его в себя. И, вокруг, на этом же холме, десятки пар последовали их примеру. Вцепившись друг в друга и кусаясь, они содрогались под чье-то глухое рычание и тамтамы. По искусанным, расцарапанным лицам, телам текла кровь – тоненькими струйками.
Дикую оргию осеняли изломанные, покосившиеся кресты. И высоко-высоко над всем этим безумством парил огромный Черный Всадник.
А в звуки, отдаленно чем-то напоминающие колокола, речитативом вступал неестественно громкий, лихорадочный голос.
– Я заказал по тебе Черную Мессу! Крестили тебя Андреем! Я заказал по тебе Черную мессу! Отслужу ее здесь и сейчас! Здесь и сейчас!
Нестройный хор голосов эхом отозвался на эти восклицания. Сотня рук взметнулись вверх. Пары распались и сомкнулись в тесный круг. В центре этого круга скорчилась, забилась и завопила, словно в схватках, молодая рыжеволосая женщина.
