— Слушай внимательно, девочка,
я тебе повторять и разжёвывать по сто раз не буду! Либо ты находишь
миллион за сутки, либо сваливаешь из дома так, чтобы пятки
сверкали, потому что он будет выставлен на продажу. Уяснила?
Запах мяты бьёт в нос, а звуки
чавканья жвачкой отдаются в голове отголосками и пробуждают
сильнейшее отвращение к человеку, стоящему напротив меня. Я кошусь
в сторону зала, в котором бегает младшая сестра, Анечка, и
возвращаю взор к нежданному гостю. Нельзя было открывать двери
незнакомому человеку, а теперь мне нужно как-то выпроводить его,
чтобы не навредил мне или сестре. Мурашки бегут по коже, а взгляд
нервно мечется вокруг в поисках чего-нибудь тяжёлого. Он
позаботился о том, чтобы не захлопнула дверь перед его носом,
выставив свою правую ногу в проём.
— Я не п-понимаю, — мотаю
головой я. — Это какая-то ошибка. Я не брала у вас никакие
деньги.
— Ты не брала, а батя твой
брал. И брал приличную сумму. Думаешь, просто так слиться
решил?
Слиться? Разве можно было говорить
так об умершем человеке? Может быть, до ангела отчиму было далеко,
но он был хорошим человеком. Впрочем, бандитам не известно такое
понятие, как честь… Им нет дела о мёртвом или живом человеке
говорят. Им главное получить деньги. Которых у меня нет.
— Вот! Погляди!
Он тычет мне в нос распиской и
закладной, на которой стоят подписи отчима. Это точно его почерк:
идеально ровные буквы и закругления в подписи, которые никто бы не
повторил. Он пытался научить меня писать так же красиво, но ничего
не вышло — видимо в моих генах такое не заложено.
Я смотрю в расписку и только одного
не понимаю: когда Олег успел влезть в такие долги, а главное, зачем
ему это было нужно? Куда он потратил столько денег? Знала ли мама?
Ответы на эти вопросы я никогда теперь уже не получу, потому что
сорок дней назад похоронила родителей. Тошнотворный ком подбирается
к горлу, а на глаза тут же наворачиваются слёзы.
— Я не знаю, у меня нет таких
денег, — шмыгаю я носом. — Я поговорю с заместителем
отца, возможно, деньги можно как-то вывести из бизнеса…
Не знаю, можно ли было говорить
этому человеку о бизнесе Олега, но я растеряна. Главное, сейчас
убедить его, что я услышала и буду искать деньги, чтобы огородить
Аню от проблем.
— Пфф! Бизнес у него давно
обанкротился. Не знала? Да все газеты гудят об этом с самого утра!
Так что дуру не включай тут! Если денег нет, то сваливай. Завтра я
приду сюда и уйду либо с лимоном в сумке, либо с ключами от дома,
который будет выставлен на продажу. Уяснила?
Я киваю, ощущая, как всё тело бьёт
лихорадочной дрожью. Мужчина делает шаг вперёд, противно улыбается
своими тонкими губами и поднимает мою голову, взявшись пальцами за
подбородок. Он не сжимает сильно, но от омерзения мне хочется
вырваться и как следует двинуть ему между ног. Над его левой бровью
шрам, скорее всего, полученные вследствие каких-то бандитских
разборок, а на щеках шрамы в виде ямочек, скорее всего, после
подростковой сыпи или ветрянки.
— А ты красивая девка! Знаешь,
могла бы стать одной из куколок эскорт услуг. Подумай! Деньги там
водятся большие! Заодно бы и долг бати отработала!
Он отпускает меня и уходит, а я
провожаю взглядом одетого в чёрную кожаную одежду мужчину,
садящегося в тонированный чёрный джип, и негромко всхлипываю от
облегчения. Он ушёл. Не тронул нас с Аней. Я начинаю спешно
закрывать дверь на все замки, ощущая, как дрожат руки. Понятия не
имею, что делать дальше и куда бежать. Единственная дельная мысль,
которая приходит в эту секунду в голову — позвонить дяде. Он
всегда поддерживал нас. Он подскажет, как быть теперь. Кроме него,
у нас с Аней никого нет, нам просто не на кого положиться.
