Он стоит спиной ко мне. Капли воды стекают по бледной коже. Все тело испещрено шрамами. Свежими и не очень. Ещё позавчера на нем не было живого места. Никто не верил в его шансы дожить хотя бы до утра. Сегодня же выглядит вполне прилично для безнадежно раненного. Это не заслуга станционного медика, зурхи быстро восстанавливаются.
— Нравится? — спрашивает, не оборачиваясь.
— Нет, — отвечаю, чувствуя, как неожиданно кровь приливает к щекам.
Я видела сотни обнажённых тел, сотни рабских тел. Мужчины, женщины, молодые и старые, толстые, худые, здоровые, с увечьями. И до сих пор совершенно не понимаю, что может быть в этом привлекательного. Нагота ужасна сама по себе. Это страх, беспомощность, беззащитность.
— Врешь, — произносит зурх, даже не оборачиваясь, но я чувствую в его голосе ухмылку.
Редко кто из хозяев даёт рабам одежду. Её отсутствие дополнительно давит на психику. Трудно чувствовать себя сильным, если ты единственный голый среди одетых людей. Но тут это как будто не работает. Мужчина совершенно спокоен, словно не замечает своей наготы, и уже я чувствую себя обнаженной, причем не только физически, но и морально.
— С чего ты взял? — огрызаюсь, продолжая, как дура, пялиться на него.
Широкие мускулистые плечи, тугие валики мышц, идущие вдоль позвоночника, и идеальные ягодицы. Он – словно ожившая статуя с чётко выверенными пропорциями.
— Давно живу на свете, девочка, — мужчина поворачивается, демонстрируя кубики пресса и рваный шрам на левой груди.
Никогда не видела таких. Что это было? Рана получена при взрыве, или какая-то сильно голодная фауна далёкой планеты приняла его за обед?
— Я не девочка, — рявкаю, при этом стараясь смотреть на лицо, но взгляд против воли опускается ниже.
Ни один раб или свободный мужчина не вызывал у меня таких чувств и желания трусливо сбежать. Голос предательски дрожит, а лицо продолжает полыхать.
— Да? — он делает пару шагов вперёд. — Не похоже.
Щеки горят, очень надеюсь, что от злости, иначе совсем не могу объяснить реакцию своего организма.
— У нас сделка, — стараюсь говорить твёрже, но голос дрожит, а по телу разливается странный жар. — Ты – помогаешь мне, я – тебе. Все. Точка.
— С чего ты взяла, что я выполню условия? — еще один шаг, и наглая улыбка на его лице.
В помещении становится резко душно. Неужели система вентиляции даёт сбой?
— Зурхи чтят клятвы крови.
Единственный мой аргумент. Десять минут назад он казался прочным, как платий с третьей планеты в системе Кайтт.
— Кто тебе сказал? — зурх картинно закатывает глаза, при этом едва сдерживая смех.
— Читала, — осекаюсь на полуслове, понимая абсурдность ситуации.
У меня действительно нет гарантий.
— Реальная жизнь сильно отличается от твоих любовных романов, — усмехается мужчина. — Как ты ухитрилась остаться такой в этом окружении?
— Какой? — моментально раздражаюсь, сжимая кулаки до боли.
— Наивной, — отмахивается, отходя в сторону.
— Ты согласился на работу!
— Ты вынудила.
— Предпочитаешь отправиться рабом на «Мэджик»? Обслуживать клиенток с утра до ночи?
Воображение тут же рисует его в окружении пышногрудых красоток всех мастей и рас. Да… такого будут продавать по стоимости целой станции.
— Я не буду послушным рабом, — из расслабленной улыбка становится хищной.
— Значит, сгниешь на ринге, — выплевываю каждое слово, стараясь спрятать за злостью свой самый огромный страх.
— В бою, — тут же философски пожимает плечами.
И опять ловлю себя на мысли, что это я стою голая посреди медотсека, а не он.
