Пролог
«Все будет правильно, на этом построен мир», – вспомнила Соня строчки из
Булгакова, глядя на грязные сырые стены затхлого подвала. Интересно, что
писатель имел в виду? И как это можно назвать правильным?
Она убрала прилипшие к вспотевшему лицу прядки волос и глубоко
вздохнула. В последние дни все её мысли были о смерти и ни о чем другом. А о
чем еще можно думать, если ты оказалась в таком месте? Когда тебе 18, смерть
обычно кажется чем-то абстрактным, далеким… И даже случись что-то ужасное –
авария, катастрофа, теракт – ты все равно не успеваешь поразмыслить о смерти,
ощутить ее медленное приближение и леденящее душу дыхание. Соня не хотела
впускать ее в свои мысли, но та не спрашивала разрешения.
Можно, конечно, попытаться поразмышлять о прожитой жизни, стало бы,
наверное, немного веселей. Но что о ней думать, т
акой короткой и бестолковой, даже посмаковать нечего, только жалеть себя…
Жила-была девушка по имени Соня, полюбила парня, Кирилла. И не просто
полюбила, а до смерти. И, соответственно, умерла. Даже не умерла, а погибла.
Хоть бы шекспировская трагедия, но нет, даже на бульварный роман не тянет…
И можно было бы поставить в этой истории точку. Но Сонька еще была жива.
Часть первая
Глава 1.
«Все-таки как хорошо в селе, подальше от городской духоты и едкого запаха
расплавленного асфальта», – думала Соня, разглядывая обложки привезенных
томов. Гюго, Флобер, Булгаков. Ее любимые писатели. «С кого начать?» – ломала
она голову.
Она сидела на полу перед раскрытой дорожной сумкой и аккуратно вынимала
книги. Свежий ветерок приятно задувал через открытое окно комнаты, развевая
непослушные рыжие локоны девочки.
Соня всегда привозила с собой в село гору книг, надеясь, за лето непременно
прочитать их все. Но на деле ей едва удавалось осилить одну-две. И в
конце каникул она также аккуратно складывала их в сумку и волокла обратно
домой.
– Сонь, это ты? – послышался за спиной заспанный голос подруги Вики.
– Я, – бодро ответила Соня.
– А чего вскочила? – спросила Вика, сонно приоткрывая глаза.
– И ты вставай, пора уже. У нас тут не принято долго спать.
Вика села на кровати и, взглянув на часы, простонала:
– О боже, рань же несусветная, на фига мне вставать? Ты делай что хочешь, я
спать буду.
– Вставай, говорю! Бабушка этого не любит, – предупредила Соня.
Вика хотела было возразить, мол, бабкой ее не возьмешь, но не успела. Дверь
в комнату распахнулась, и в проеме показалась бабушка собственной персоной.
Широкая, тучная, с круглым румяным лицом, в легкой ситцевой кофте,
подоткнутой за пояс и синей юбкой. Она бы не казалась грозной, если б не
пронзительный колющий взор некогда голубых, а ныне выцветших глаз. Брови
бабки сошлись на переносице, недобрый взгляд метнулся в сторону Вики.
– Здравствуйте, – произнесла та, выдавив улыбку, и, не получив ответа,
быстро нырнула с головой под одеяло, не желая далее испытывать судьбу.
– Привет, бабулик, мы уже идем, – быстро сказала Сонька и тоже растянула
губы в улыбке.
– Ну-ну, – отозвалась бабка, уперла руки в боки и, оглядев комнату,
недовольно пробурчала: – Вы что это тут устроили? Почему все разбросано? И
чего ты уселась на полу? Фу, ну и пылищу развела. – Она брезгливо махнула
рукой. – Опять макулатуру притаранила. Мы ее из дому, она – в дом!
Бабушка прошла вглубь комнаты, перешагивая через книги и тяжело вздыхая.
– Вот откуда в тебе такая тяга к собирательству? Прямо как у Семеныча. В
дом к нему не зайти: банки, склянки, сам в сенях сидит–места нет. Но этот старый
хрен головой поехал, Господи, прости. А ты-то…
– Бабушка, это все мои любимые, за лето хочу прочитать.
– Тьфу. Нашли себе развлечение! В доме дел невпроворот, а они сидят днем и
ночью с книжками в руках, глазами тычут, что, спрашивается, выискивают… прямо
