Книга стихов ленинградца Анатолия Бергера называется «ПОДСУДИМЫЕ ПЕСНИ». Вот что пишет он о себе:
«Арестован 15 апреля 1969 года. Статья 70, часть I УК РСФСР… Прокурор Катукова и судья Исакова, которые и сейчас на своих местах, старались вовсю. А до них трудился в поте лица следователь А. И. Лесников, которого потом перевели в Москву… Стихи мои в ходе следствия и в приговоре именовались «пасквилями», обвинения звучали страшно. Я обвинялся в «призывах к свержению Советской власти, в злобных выпадах в адрес советского народа»… Это было бессовестной ложью – суд и следствие расписывались, тем самым, в откровенном сталинизме»…
Итак, с 69 по 73 год – мордовские лагеря; с 73 по 75 – Красноярский край, Кура-гинский район, работа грузчиком.
Раскулачили страну – хоть в кулак свисти,
И на ком искать вину, Господи, прости!
Ленинградский суд высоко оценил стихи Бергера – 6 лет! Теперь черёд неравнодушному читателю – оценить их прозорливость и обязательность. Не называемый тогда предмет «стихотворных пасквилей» стал предметом кипучей общественной ревности и серьёзного исторического изучения…
Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде – чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна – молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи – утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины.
Самоцензура – самоубиенье. Дрожит перо, боится вдохновенье,
Строка юлит, душа хрипит в петле – Одним поэтом меньше на земле.
Это написано на пятом году неволи (заметно по фактуре, не правда ли?) и говорит о выборе пути. Выбрана – свобода, о чём и свидетельствуют стихи.
Владимир Леонович.
Март 1989.
И, может, Родина нам ближе бедами,
Которых век не занимать ей – стать
В полевых да охотничьих
Ты названиях-прозвищах,
То по-птичьи бормочущих,
То по волчьему воющих,
То пахнёт в них пожарищем,
То военную смутою,
То народным мытарищем,
Властью деспота лютою,
То печалью церковною,
Когда медленный звон плывёт,
То долиною ровною —
Посреди неё дуб цветёт.
1987 г.
За Русь – родную мати,
За кровь, разор, тугу
Отмсти, отмсти, Евпатий,
Проклятому врагу.
Пришли невесть откуда,
Темны, раскосы – страх,
И русскому-то люду
Не снились в чёрных снах.
Казнят младых и старых
И гонят, знай, в полон,
И гибнет Русь в пожарах,
Повсюду плачь и стон!
За что напасть такая?
И вот пошла молва —
Жива ли Русь святая?
То, может, татарва
И нынче Русью правит,
Карает слепо, лжёт
И злое иго славит,
Поклонствуя, народ.
Забыл он Божье слово,
От храма чур да чур,
Чтит идола дурного
Раскосый тот прищур.
И где же Русь, ты, мати,
Чей свет я берегу?
Так мсти же, мсти, Евпатий,
Проклятому врагу!
1968 г.
Заветное рождая слово,
О красноречьи не брегу,
Величье языка родного,
Как душу живу, берегу.
И голос твой святой и ярый
И звяканье цепей твоих,
Сухарь с водой, гнилые нары —
Судьбой врываются в мой стих.
Уж не с того ль, помилуй Боже,
Век древний тот как бы вчера,
Темно в глазах, мороз по коже
От жара твоего костра…
1971 г.
«Кнут солёный, жаровня, дыба …»
Кнут солёный, жаровня, дыба,
Да скрежещет перо дьяка,
И за то, знать, Руси спасибо,
Что стоит на этом века.
Что её – волчий взгляд Малюты,
Беспощадная длань Петра,
И гражданские злые смуты,
И недавних казней пора.
Что сынов её – пуля-слава,
Вышка лагерная – судьба,
И приветствовала расправы
Раболепная голытьба.
Но сынам ли считать ушибы,
Им ли слёзы лить на Руси?
Ох, спасибо же ей, спасибо,
Спаси Бог её, Бог спаси.
1968 г.
