Желтое солнце, похожее на яркое блюдце над головой, становится все меньше. Оно тонет за горизонтом, окрашивая алым небо, воду и стены одноэтажных домишек острова.
Я бесконечно щелкаю затвором, ловя каждый миг на свою камеру, боясь упустить тот самый единственный гениальный кадр, который оправдает долгую и дорогую дорогу сюда. Мельница на берегу отражает последние лучи уходящего солнца, небо заливается всеми возможными оттенками красного, и, наконец, это случается. Тишину маленького городка заполняют восторженные аплодисменты и громкие вскрики радости, знаменуя красивейший закат на планете.
Мужские руки, загорелые от природы, ложатся мне на талию и отвлекают, разворачивая к закату спиной. Никос – мой трофей в этой греческой поездке – горячо и страстно припадает к моему рту, вмиг заявляя на него свои права. От его напора я теряюсь, не привычная к столь откровенному проявлению чувств в толпе незнакомцев, но быстро расслабляюсь, напоминая себе, что это тоже часть приключения.
– Традиция, – на хорошем английском шепчет Никос, отрываясь от моих губ.
С легким головокружением от его чар я оборачиваюсь и замечаю, как парочки туристов, занявшие удобные места на подножии крепости Святого Николаса рядом с нами, слились в долгих пылких поцелуях. Мне говорили, что закат здесь – это представление, которому нужно отдать почести громкими хлопками и чувственными поцелуями, но я не думала, что стану его частью. Поднимаю камеру, повисшую на груди от неожиданного маневра моего спутника, и берусь за работу. Часть туристов, пришедших только лишь ради нескольких минут умирающего в сегодняшнем дне солнца, уже спешат по лестнице вниз, оставляя самым романтичным свободные метры. Раз за разом я ловлю в объектив влюбленных на фоне моря, неба и белоснежных стен, отливающих в сумерках рыжим. Беру камерой выше и успеваю запечатлеть наиболее удачливых и бесстрашных ловцов заката: гордо возвышающиеся над островом силуэты заняли развалины старого замка и крыши самых высоких домов.
Всего за несколько минут от падения солнца за горизонт маленький городок погружается в сумрак. Зажигаются фонари, подсветка бассейнов дорогих отелей и гирлянды на окнах местных жителей. Через объектив весь этот мир кажется насыщенно богатым, щедрым на красоту. Я упиваюсь глубиной цвета моря у подножия, блестящими боками катера, увозящего туристов на другую часть острова, вдохновляюсь тенями, что отбрасывает мельница на пешеходную тропинку, и стройным рядом мулов, поднимающихся к домам после тяжелого рабочего дня.
Как всегда это бывает во время работы, мое сердце заходится в удвоенном ритме, глуша любые звуки, комок ярких чувств скручивается животе и ломит под ребрами. Я будто все еще стою на земле, но касаюсь ее одними мысочками. Все тело парит, пульсирует жизнью, свободой и жаждой быть больше, чем я есть в эту минуту.
Шеи касаются настырные губы мужчины, о котором я смела позабыть на эти несколько ярких мгновений. Никос низко рычит, показывая свое нетерпение, и прихватывает кожу на оголенном плече зубами. Страстный грек неутомим и полон энергии, и совершенно не верит, что я приехала сюда работать, когда весь мир – отдыхать.
Я подцепила его в Афинах два дня назад. Высокий, черноволосый и горячий, как сам Адонис – бог красоты и желания. Хотя скорее это он подцепил белокожую туристку, с бо́льшим восторгом смотрящую в небо, нежели себе под ноги. В чем греки сильны, так это в завоеваниях. Покорить мое избалованное вниманием сердце ему оказалось под силу в считанные часы. Еще днем он кормил меня местными фисташками с руки, а уже вечером того же дня выбивал звуки из скрипящей кровати в гостиничном номере, который я сняла на одну ночь. Импульсивный Никос клялся мне в вечной любви до утра, а потом рванул вслед за мной до Санторини, подтверждая свои слова действием.
