После ядерной войны, «Последней», как ее окрестили выжившие, на Земле не осталось победителей. Были лишь побежденные. Миллиарды сгоревших за долю секунды и примерно столько же похороненных заживо в бетонных завалах. Увеличьте все это вдвое, и получите число ушедших в мир иной от лучевой болезни и голода за последующие несколько лет.
Оставшиеся крупицы человечества – люди, которым посчастливилось в роковой час находиться далеко от эпицентров, – скитались в поисках еды, лекарств и укрытий. Они селились в уцелевших зданиях, подвалах, в любых местах, сохранивших крышу и стены. Выжившие объединялись в общины, создавали семьи и пытались возродить из пепла нормальную жизнь. Насколько это было возможно, разумеется.
История, которую я расскажу вам, произошла через двадцать семь лет после той страшной катастрофы в неизвестном вам городе неизвестной страны, название которой к тому моменту почти никто не помнил.
Старая сказка – гарью на стенах
Давно опустевших домов,
Грязные краски, стали прохлада,
Скрип апрельских оков.
Солнце лучами греет пустыню,
Жжет пепелище идей.
Мука и боль в сердца опустились,
Застыли на лицах людей.
Качаются ставни, колышутся ветром
В мертвых глазницах окон;
Стелется дым, раненым зверем
Стонет холодный огонь.
Воспоминания о жизни остались
Навек в придорожной пыли;
От мира укрыты бетонной стеною
Глубокие раны земли.
Рваной раной на холсте природы
Отпечаток страха и презрения
Разольется безграничным морем
Зона отчуждения..
В самом сердце города N зияла огромная воронка, напоминая ныне живущим здесь людям, что детям спички не игрушки. Впрочем, мало кто туда наведывался. И дело тут было не в радиации или еще какой чертовщине. Просто там было нечего делать. Все, что могло бы заинтересовать людей, выгорело за одно мгновение много лет назад. Теперь вся жизнь кипела на окраинах города… Хотя, конечно, кипела – это очень громко сказано. Скорее, она ползла, как самая медлительная улитка в мире. И тем не менее именно там стояли заброшенные супермаркеты, многоквартирные дома и другие места, где можно было поживиться практически всем необходимым для жизни.
Однажды вечером облезлые купола, торчащие меж старых высоток и торговых центров, окрасил огненный закат. И хотя мы, жители прибрежной зоны, раньше служившей аэродромом, не видели подобной красоты уже очень давно, главным событием вечера стало кое-что другое.
Когда в одном из самолетных ангаров открылись ворота, мы увидели необычный летательный аппарат. Его фюзеляж состоял из носа скоростного катера и кабины спортивного автомобиля. Залатанные парные крылья от кукурузника, покрытые поблекшими граффити, крепились к корпусу при помощи клёпок и тросов. Меж ними висели массивные винтовые двигатели, придававшие чудо-машине ещё более несуразный вид.
Надо сказать, что и сам ангар выглядел совсем не так как те, что стояли по соседству. Из крыши, покрытой тонким слоем талого снега, торчали ветряки, вырабатывающие электричество, а внутри нельзя было шагу ступить от станков, инструментов и каких-то неизвестных агрегатов с трубками и колбами. Там жил и работал местный механик по имени Майк. На вид ему было чуть меньше сорока. Худощавый мужчина был улыбчив и доброжелателен, но не отличался особой общительностью. Многие считали его чудаковатым, так как уже несколько лет по ночам он что-то мастерил втайне от всех. Что-то, что днем было всегда закрыто брезентом от случайных взглядов его клиентов. О чем он никогда и никому не рассказывал, пресекая любые расспросы о неведомой штуковине, занимающей добрую половину его ангара.
