Сентябрь походил на ещё один летний месяц, и только свежий прохладный ветер напоминал о приходе осени. Обхватив себя руками за плечи, Елена бездумно смотрела в большое кухонное окно, и, хотя взор остановился на клумбе с карликовыми хризантемами, она не видела ни едва распустившихся лиловых цветков, ни упругих бутонов: перед глазами стояла пелена. Резкий звук открывающихся железных ворот заставил её вздрогнуть и выпасть из оцепенения. Надо же сегодня Димка вернулся домой не просто вовремя, а на полтора часа раньше. Она почти привыкла к его небольшим задержкам на работе. Последние четыре недели вымотали Елену настолько, что обычное спокойствие рассыпалось в прах. До жути хотелось устроить мужу допрос, потребовать ответа на терзающие её вопросы. Всем известно, что самое трудное – ждать. А уж мучительное ожидание некоего выбора, особенно когда на выбор невозможно повлиять, доконало окончательно.
Загнав во двор чёрный внедорожник «Отинг Паладин», Дмитрий почему-то не спешил ставить его в гараж. Глядя на суетливые движения мужа, на его хмурое, потерянное лицо, она поняла: ожидание закончилось – сегодня всё прояснится. Взъерошив руками густые тёмные волосы, Дмитрий тяжко вздохнул, поднял лицо к небу. Постояв неподвижно минуты две, словно набирался смелости, решительно шагнул к входной двери.
От едва слышного скрипа дверных петель и глухих шагов по коридору Елена поёжилась, внезапное понимание, что над их семьёй завис нож гильотины, и скоро он опуститься, заставило её похолодеть.
Слушая рассказы тех, кто столкнулся с изменой, она не понимала, как можно не заметить перемен в настроении, привычках или поведении близкого человека, увлёкшегося другим. Она могла точно назвать день, когда Дмитрий начал меняться, но не сразу осознала, с чем связаны перемены. Поначалу даже её проклятая эмпатия1 уловила от мужа лишь растерянность и смятение, но уже спустя пару-тройку дней его чувства сменились на приятное волнение и лёгкое беспокойство. И волновался Дмитрий явно не о ней, собственной жене, он предвкушал встречи с чужой, посторонней женщиной. Затаенная улыбка и знакомый азартный блеск в тёмно-карих глазах мужа, подтвердили подозрение: он влюбился. Спустя ещё неделю подозрение перешло в уверенность. Вернувшись домой, Дмитрий произносил дежурные фразы, ужинал, потом включал телевизор и рассеянно, не обращая внимания на то, что идёт на экране, витал в своих мыслях. Он не замечал, как на него смотрит жена, не видел, чем она занята. Пребывая в своём отдельном мирке, Дмитрий что-то сосредоточенно обдумывал, изредка на его красивых губах появлялась нежная улыбка. Его чувства легко считывались ею, доставляя болезненную тревогу. Она давно не радовалась возможности распознавать чужие эмоции, эта способность не всегда оказывалась полезной. Будучи ещё ребёнком, после нескольких неприятных случаев Лена поняла: лучше скрыть от всех, даже родных людей, свой дар эмпатии. По детской неопытности и простоте уличив тётю и бабушку в безобидной лжи, надолго отвратила их от себя. Соседи и знакомые тоже стали опасаться слишком проницательную девчушку. Даже подружки не задерживались с ней надолго, ведь большинству людей неприятно, когда их видят насквозь. Прошли годы, все забыли об её особом умении, а она, наученная горьким опытом, не рассказала об этом даже мужу.
Теперь наблюдая за ним, слишком хорошо понимала, что происходит. По всему выходило, что сейчас он делает выбор между прежней жизнью и новым увлечением. Было ли ей больно и обидно? Ещё как. Но Елена точно знала: физически муж не изменял и не сделает этого, пока не примет решения. За девятнадцать лет совместной жизни она досконально изучила его, даже больше чем он себя сам. В Димке не имелось ни капли подлости или лживости, а излишняя честность часто мешала ему самому. Если бы её спросили, почему ничего не предпринимала и просто ждала? Пока он ещё с ней, встряхнула бы его, поговорила по душам, заставила ревновать, поскандалила или наоборот устроила романтический ужин, а потом горячую ночь. Ну хоть что-то. Она бы только усмехнулась. Слишком хорошо уяснила бесполезность любых манипуляций. Дмитрия никто и никогда не мог заставить сойти с выбранного пути или повлиять на его решения. В упорстве и упрямстве, даже во вред себе, он превзошёл собственного отца.
