1553 год, 2 декабря, Тула
– Да ты спятил! – воскликнул Панкрат и хлопнул по столу.
– Я?! – удивился Андрей, смотря прямо в глаза новгородскому купцу, прибывшему с родственником Агафона. – Так мне уйти?
– Нет! – хором воскликнули все присутствующие.
– Тогда какого лешего вы мне голову морочите?! – рявкнул Андрей, заводясь напоказ.
– Хорошо, – примирительно подняв руки, произнёс Агафон. – Давайте все успокоимся.
– Эта грамота, – указал Андрей на бумагу, лежащую на столе, даёт МНЕ право платить мыт[1] лично Царю. Треть от всего, что я получу торгом. Мне, не вам. А значит, никто не посмеет требовать с меня сверх этого.
– Вот именно! Тебе! – воскликнул Панкрат. – Нам-то что с того?
– А вы хотите платить мыт, как обычно?
– Мы всё равно будем его платить.
– В том-то и дело, что нет. Смотрите. Официально торг веду я. Вы выступаете как нанятые мною купцы, ибо лично торг вести мне невместно. С вами я заключаю ряд, определяющий вашу долю в прибыли.
– И ты с нами будешь по всей Руси бродить? А как же твоя служба?
– Зачем бродить?
– Как зачем? – удивился Панкрат. – Как мы в Новгороде станем доказывать твоё право на мыт лично Царю?
– Мы продавать будем тут. В Туле. Церковь же готова покупать краску. И ей всё равно – тут или в Новгороде. Так ведь? – спросил он у отца Афанасия.
– Истинная правда, – степенно кивнул священник.
– А значит, никуда её везти нет необходимости. Я товар привожу в Тулу. Вы его продаёте в Туле. Получаете деньги. Царю откладываем его долю. Церкви – её. Остальное – моё и ваше.
– А если тебя в городе не будет во время торга?
– Мы составим ряд на бумаге в трёх списках. Один будет у вас, один у меня, один у Церкви. В ряде том укажем, что действуем на основании царской грамоты. И если меня не будет рядом, то отец Афанасий или иной представитель Церкви всё подтвердит.
– Без всякого сомнения, – вновь кивнул отец Афанасий.
Он действовал без санкций митрополита. Однако понимал – тот возражать не станет, так как совсем недавно нарочным передал приказ – оставить Андрея в покое. Но ведь в данном случае речь шла о выступлении в роли арбитра. За плату. Да ещё и по инициативе самого Андрея. Что, безусловно, будет поддержано церковным руководством.
– А светильное масло? А иные товары? Их тоже Церковь будет выкупать?
– Если пожелает, но необязательно.
– Тогда как мы их станем продавать? Ведь мыт за торг с нас в Новгороде или иных местах спросят. А грамоты твоей под рукой не будет, да и на ряд наш никто в иных местах может и не посмотреть. Это тут тебя знают. А там?
– Беды в том великой нет…
– Как нет?! – перебил его Панкрат, но Андрей вскинул руку в останавливающем жесте.
– Погоди. Беды в том великой нет. Вы возьмёте те товары малым числом для показа. И если покупателя они будут устраивать, то заключите с ним ряд от моего имени. Возьмёте деньги и привезёте сюда, в Тулу. Заберёте товар. И увезёте ему. Торг пройдёт тут. А там – передача, без всякого торга. А значит, и мыт брать не с чего.
– А за провоз товара?
– Так вы ведь не на торг везёте.
– Когда это кого-то волновало? – фыркнул Панкрат, но уже не так раздражённо.
– Тогда мы будем писать грамотку о том, что товар сей куплен в Туле и мыт за то уже уплачен лично Царю. Сразу. Весь. Вряд ли после таких слов власти на местах станут сильно голову морочить. Чай, не прохожий случайный, а человек, ведущий дела лично с Государем, и обижать его не след.
– А не лихо берёшь? – после долгой паузы спросил Панкрат. – Не боишься, что с тебя Государь спросит за такое самоуправство?
– Чтобы он не спросил, нужно нам не только о прибытках своих думать, но и о делах державных. Мы торгуем тут, в Туле, прикрываясь грамотой Государя? Торгуем. А значит, нам нужно заняться всяческой поддержкой местного полка городового.
