Горячая капелька пота щекотно стекла
по лицу, заставляя отвлечься от счета. Духота буквально сводила с
ума, а тусклое освещение мешало рассмотреть даже свое отражение в
запыленном зеркале напротив, словно по насмешке судьбы отражая
сосредоточенное лицо моего экзекутора.
Спину вновь остро ошпарило болью. Я
едва сдержал так и рвущийся на волю полузадушенный крик, вместо
этого выдохнув ровное:
— Пятьдесят девять…
Новая капля пота образовалась у
виска и тягуче медленно поползла вниз. В этой крохотной каморке
было душно настолько, что голова начинала кружиться даже не от
боли, а от невозможности дышать полной грудью. Только вот мешало
это почему-то только тем, кого наказывали, а вот управляющий этого
словно не замечал. Впрочем, наверняка он использовал какую-то
особую магию, которую нам, рабам, видеть было не положено.
Мутное стекло отобразило новый
замах, к счастью, последний, и я практически сразу выдохнул
последний счет.
— За что тебя наказали?
Ах да, за головокружением и
дурнотой, подкатывающей к горлу от боли, я практически забыл о
последней стадии моего наказания… Медленно, чтобы излишне не
потревожить искалеченную плетью спину, стек на колени и согнулся
едва ли не пополам, непонятно как умещаясь на крохотном пятачке
свободного места.
— За то, что роняю престиж нашего
заведения своим неподобающим поведением с клиентами…
Черта с два я здесь виноват, но
сделать ничего нельзя. Я раб и обязан подчиняться любому
свободному, приходящему в элитную ресторацию столицы. Точнее как
подчиняться — смачный хлопок по заднице я точно не имею права никак
комментировать и уж тем более раскрывать рот, чтобы указать на
недопустимость такого действия по отношению к собственности
ресторана. Ну то есть мне. Вместо этого должен вежливо и
почтительно улыбаться каждому посетителю, кланяться при встрече и
идеально быстро выполнять свою работу официанта, успевая лавировать
между почти всегда заполненными столиками с подносами еды.
Возможно, многие рабы сказали бы,
что я счастливчик с такой работой, но я… Я ненавидел свое
предназначение, каждый день отсчитывая минуты до конца рабочего
дня, благо функцию уборщиков уже выполняли другие и можно было хоть
немного отдохнуть, вытягивая гудевшие за день беготни ноги, лежа на
своей кровати.
— Иди к себе, Ниэль, и впредь думай
головой, как избежать таких ситуаций. Если еще раз попадешься —
продам в Храм к Темному Богу!
Я вздрогнул, ощущая, как сила
посильнее какого-то там хлыста стегнула мои плечи. Управляющий
всегда исполнял свои обещания, а значит… значит… Страх накатил с
головой, окончательно спутывая дыхание и заставляя склониться еще
ниже.
— Спасибо за науку, господин. Я могу
идти?
— Иди!
Как я поднимался по лестнице на
чердак, где приютились крохотные каморки таких же рабов ресторации,
как и я, не помню. Как ошалело пытался надышаться ночным воздухом —
тоже. И как устало падал на кровать, так и не прикрыв окно, по
счастливой случайности Светлой Богини, доставшееся мне вместе с
комнатой…
Где-то вдалеке была слышна людская
суета, над крышами домов светили звезды, дворец, видимый мной
отсюда лишь самым краешком, переливался разноцветными бликами
фейерверков…
Праздник… Завтра еще один день
почитания Светлой Богини, и народу в ресторации снова будет негде
яблоку упасть. Вздохнул, ощущая, как плечи все еще немного саднит
от попавшего в свежие раны соленого пота. У меня есть ночь, чтобы
прийти в себя и восстановиться. Утром вновь придется работать,
забыв про боль и болезненную пустоту в желудке.
Кормили нас не то чтобы плохо,
вполне нормально, но когда носишься целый день между столиками,
пытаясь угодить каждому посетителю, голод приходит быстро. А
работать голодным, постоянно ощущая вкусные ароматы, доносящиеся с
кухни, и раздавая порции с восхитительной едой посетителям,
довольно сложно.