Порой любовь как ночь темна,
И адской мукою она
Стать может вместо рая,
Стать может вместо рая.
Бывает так – в недобрый час,
Лишь для того, чтоб мучить нас,
Она нас выбирает,
Любовь нас выбирает.
Бывает так – в толпе людской,
Чтоб стать проклятьем и тоской,
Она нас выбирает,
Любовь нас выбирает.
Но, если скажут вдруг:
«Хочешь, сам любовь выбирай свою!»,
Я, поглядев вокруг,
Знаю, взял бы вновь
Ту же самую.
Мюзикл «31 июня»
- Эрик, ты уверен?
- Да, мама.
Эрику невозможно было отказать, это не получалось ни у кого в
доме. Обаяние его отца, помноженное на солнечный характер самого
мальчишки, действовало безотказно. Иногда, глядя на него, Анита
думала, что таким был и Крис в юности, когда он еще не узнал все
страшные стороны жизни.
На счастье родителям и остальным, Эрик никогда не пользовался
своим обаянием в корыстных целях; скорее всего, он даже не понимал
своего воздействия на окружающих. И мальчик, кажется, влюбился в
одну из госпожей Девяносто седьмого Дома.
- Солнце, ты хорошо подумал? – Анита взъерошила волосы своего
старшего. – Ведь здесь браки устраивают родители, точнее, мать. Ты
же эту девушку и не знаешь толком, ну и что, что она несколько раз
к нам приезжала?
- Мам, ну, она такая… Она мне, правда, нравится! И я ей
нравлюсь, и, вообще, я же только в гости съезжу!
«Ну, еще бы ты ей не нравился! – подумала Анита. – Ты же сын
Старшей госпожи не самого заштатного Дома, ты красив и похож на
инопланетника, за которыми они все гоняются, только характер у тебя
венговского парня»
Эрик
Мама за меня переживает, а что такого страшного? Эта госпожа…
она особенная, не такая, как все. И относиться она ко мне будет
по-особенному, я знаю! Да, я слышал, как меня за глаза называли
«избалованный щенок», но мнение той госпожи меня не волнует: кто
она такая – просто одна из служанок! А для госпожи Стейфайнии я
буду самым лучшим, идеальным, буду делать все, что она захочет! Я
хочу такую же семью, как у моей мамы. И даже второй муж нам не
помешает, вон, как мама любит Эмиля, а папа никогда не то, чтобы не
обидел его, он даже грубого слова никому не позволит о нем сказать!
И я знаю, что Эль безумно любит их обоих и нас, всех детей. И я за
него порву любого! И у меня так же в новой семье будет.
***
Эрик уже понимал, что он очень ошибся. Госпожа Стейфайния,
которая была такой ласковой, внимательной, так красиво ухаживала за
ним в мамином доме – она изменилась. Он не мог понять, что она
хочет: она явно злилась, в красивых глазах плескалось еле
сдерживаемое раздражение, а потом и настоящая ярость, от которой
ему было почти физически больно. Он не понимал, что делает не так,
и от этого паниковал еще больше.
Оказывается, жизнь в родном доме совсем не подготовила его к
таким вот перепадам настроения женщины, даже любимой. Кажется,
бывшей любимой. Ему также было понятно, что он не будет на полном
серьезе стоять перед женой на коленях, с плохо скрытым ужасом
рассматривая игрушки в ее руках. Да, он знал, что дома и отец, и
Эмиль выказывали маме уважение не только на людях, но и наедине. И
он не удивился бы, если бы застал кого-нибудь из них перед мамой на
коленях, но это было другое… Это были и их игры, и любовь, и
благодарность и – очень редко! – действительно заслуженное
наказание.
А здесь и сейчас он не мог переступить через себя, через свою
гордость. С ужасом он поймал себя на мысли, что эта женщина пока не
заслужила его уважение. Так думать нельзя, но…
На самом деле он и стоял на коленях, и подчинялся желаниям своей
возможной новой госпожи… и понимал, что такое происходит только
один раз. Как только она его отпустит, он позвонит маме. Мама
никогда его не ругала за неправильные решения, он знал, что и
сейчас она точно не скажет злорадное: «Я же говорила, а ты не
послушал!».
