2010 год
Виктор открыл старую дверь квартиры на третьем этаже четырехэтажного дома и прислушался. Никого. Тишина. Он постоял, не решаясь пройти внутрь. Провел пальцами по растрескавшийся дерматиновой обивке. Шершавая поверхность была удивительно знакомой и даже какой‑то теплой.
Сделав шаг, его взгляд автоматически опустился в угол коридора – здесь всегда лежал мяч, который они ежевечерне гоняли с пацанами во дворе под сенью огромных раскидистых дубов.
Мяча не было. Толстый слой пыли на полу дрогнул от сквозняка – пылинки взлетели и закружились в солнечном вихре. Яркий луч солнца, падающий из кухни, выглядел нарядным и даже праздничным, он сильно диссонировал с общим видом помещения – бедным и каким‑то невыразимо печальным.
Виктор вздохнул. В этом момент позади него хлопнула дверь и из проема показалась маленькая старушка с ведром в руках.
Виктор оглянулся и вздрогнул. По его спине пробежали мурашки.
Не то чтобы он боялся кого‑то встретить, в этой жизни он уже перестал бояться… но…
– Витя… – тихо сказала женщина. – Это ты? Витенька…
Женщина охнула и прислонилась к стене.
– Господи, – прошептала она. Слезы побежали по ее щекам, и Виктор почувствовал, как сердце его сжалось.
– Тетя Оля… – тихо сказал он. – Это я…
Она поставила железное ведро на пол.
– Маша… Мария Павловна… не дождалась… Господи, Витенька… как же так…
Он подошел к ней и мягко обнял. В горле стоял ком.
– Простите меня… тетя Оля…
Она немного отстранилась, покачала головой.
– Да за что же, родненький… от тюрьмы, да от сумы… Жаль Мария Павловна не дождалась тебя. Ты даже не представляешь, как она ждала…
– Приговор отменили, – сказал он тихо. – Дело отправили на новое расследование по вновь открывшимися обстоятельствам…
– Она до последнего верила, что ты не убивал. Не мог этого сделать…
Виктор покачал головой и отвернулся, чтобы тетя Оля не увидела его мокрых глаз.
– Кроме нее никто не верил, – тихо сказал он. – Даже адвокат говорил, признайся, скостят срок…
Тетя Оля, которую Виктор помнил как женщину властную, дородную, но вместе с тем, сердечную, теперь будто высохла, съежилась, сжалась. Виктор всегда немного побаивался ее и периодически был тянут за уши за то, что таскал яблоки с ее дерева под окном. Она была бездетной и незамужней – всю жизнь проработала директором столовой неподалеку.
– Спасибо вам, тетя Оля, – Виктор посмотрел на ее заплаканное лицо и чуть улыбнулся. – Спасибо, что были с мамой до конца.
Она чуть качнула головой и сжала его кисти в своих сухих костлявых ладонях.
– Ты останешься теперь или…
Виктор покачал головой.
– Пока не решил, – сказал он.
– Ну иди… – кивнула она на открытую дверь. – Иди…
До полудня Виктор убирал в квартире, проветривал, стирал шторы, помыл пол, вычистил плиту и отдраил окна. Руки дошли до шкафа – огромного старинного шкафа из красного дерева, невесть как очутившегося в их семье.
С трепетом смотрел на платья и одежду матери – вещи висели на плечиках, чистые, опрятные, они будто бы ожидали, что их хозяйка вот‑вот вернется.
Виктор потянул за ручку и выдвинул большой ящик внизу шкафа. Он был забит фотоальбомами, отельными карточками, мелкими хозяйственными принадлежностями и прочими житейскими мелочами. Многие из этих вещей он хорошо помнил. Например, вот эти изогнутые ножницы, которыми он чуть не оттяпал себе полпальца в три года. Или синяя лампа, которой ему грели уши, когда те болели. Виктор с удивлением обнаружил, что сама лампочка до сих пор цела и невредима. Сколько же лет прошло? Тридцать? Сорок?
На дне ящика он обнаружил красную картонную коробочку с овальным логотипом «СЛАВИЧ» и надписью «Лента магнитная ТИП А 4409‑6Б», покрутил ее в руках, потом повернул боком и из нее вывалился странный предмет, назначения которого он сразу не вспомнил, а когда узнал, то улыбнулся. Матовая пластиковая катушка с измятой на конце коричневой пленкой.
