Ёсано Акико: на перекрестке поэзии, прозы и гражданского слова
Творчество Ёсано Акико (1878—1942) – одна из самых ярких страниц японской литературы XX века. Хотя славу ей принес сборник «Спутанные волосы» (1901), ставший манифестом женской эмансипации в эпоху Мэйдзи, её проза и публицистика остаются не менее значимым – хотя и менее изученным – пластом наследия. В этих текстах, словно в разбитом зеркале, отразились все противоречия эпохи: от борьбы за гендерное равенство до пацифистского протеста против милитаризации Японии. Если поэзия Ёсано Акико активно переводилась и издавалась еще в советское время, то её проза и публицистика оставались уделом в основном ученых-японстов. Этот сборник ставит своей целью познакомить русскоязычных читателей с рассказами, повестями и эссе этой удивительной женщины.
Акико-прозаик – это прежде всего мастер «лирического документа». Её дневники стирают грань между исповедальностью и художественным обобщением, превращая частные переживания в универсальные символы. Короткие зарисовки вроде «Настоятеля храма» (1912) демонстрируют виртуозное владение техникой «живописания мгновения», где бытовые сцены обретают философскую глубину благодаря тонкой иронии и вниманию к телесности.
Особого внимания заслуживает уникальный синтез традиции и модерна в её стиле. Классические эстетические категории (моно-но аварэ, ваби-саби) наполняются у Акико новым содержанием: например, описание городской толпы в «Празднике в Сумиёси» передает то самое «очарование вещей».
Сегодня проза Ёсано Акико звучит поразительно современно. Её тексты – это не просто исторические документы, но живые свидетельства того, как искусство может стать оружием в борьбе за человеческое достоинство.
Они не обменялись ни словом с тех пор, как вернулись после ленча на улице Клиши. Женщина достала из-под знакомого журнала на каминной полке расписание пароходных рейсов. Усевшись на диван, она рассеянно развернула листок, хотя все даты давно знала наизусть. Ей хотелось привлечь внимание мужа, найти повод для ссоры.
Ссора – всегда предопределённая победа, за ней слёзы, истерика, его растерянность. Сколько раз этот спектакль уже наскучивал, но всё же лучше, чем сидеть в тоске по дому, погружаясь во тьму.
– Ах, ах… – вздохнула она достаточно громко, чтобы муж у письменного стола у кровати услышал.
– Что случилось? – Он поднял лицо.
– Ах, ах… – На этот раз вздох был слащавым, а взгляд – заискивающим.
Обычно она сначала сдавалась, когда он отрезал: «Хочешь домой – так поезжай!». Но сегодня ошиблась в расчёте.
– Тебе одиноко?
– М-м. – Он снова уткнулся в книгу.
– Дай сигарету.
– На. – Левой рукой он протянул лавандовую коробку «Любана».
– Нет, закури мне её! – Он щёлкнул языком, достал сигарету, зажал в зубах и чиркнул спичкой с жёлтой головкой, похожей на тычинку.
Она молча наблюдала. Он машинально затянулся и снова погрузился в чтение. Она украдкой принесла коробку и спички на диван.
– Держи. – Он заметил и протянул сигарету.
– Не надо. – Она покачала головой.
– Прости.
– После таких слов? Ладно…
– Ты в последнее время стала тише. – Он отложил книгу.
– Да? – Её глаза наполнились слезами.
– Когда ты такая, кажется, будто мы снова в Японии.
Ей хотелось возразить: «Нет, не кажется!» – но слова застряли в горле, и она затянулась, чтобы скрыть молчание.
– Эта сигарета слишком крепкая.
– Купить «Сюи Кассель»?
– Не надо. – Она сделала улыбку.
Его вдруг потянуло приласкать её. Он сел рядом на диван. А ей снова захотелось ссоры.
