Дверь приоткрылась.
– Бурак…
Я пробормотал что-то невнятное.
– Эй, Бурак! Ты спишь?
Заскрипели паркетные половицы. Селин вошла в комнату. Нет, Селин, уже не сплю. Благодаря тебе. Я с трудом разлепил веки. Голова раскалывалась. В моем поле зрения появились длинные загорелые ноги. Потом моего лица коснулись волосы, защекотали шею. Это Селин опустилась на колени у изголовья. Увидев, что я не сплю, широко улыбнулась. Я закрыл глаза. Высокий потолок, белая штукатурка, головная боль.
– Да у вас, эфенди, похоже, похмелье! Глаза-то еле открываются.
– Мм…
– Просыпайся, Бурак, просыпайся. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Шла бы ты, Селин! Сплю я. Иди, залезь в постель к какому-нибудь своему ровеснику. Ты молода, красива, ноги стройные, волосы золотятся, как спелая пшеница, но меня ты не интересуешь. Меня интересует твоя тетя. Кстати, где она сейчас? Спит, конечно. Где ей еще быть?
Подумал о Нур – и вспомнился вчерашний вечер. Мы сидели на деревянном причале у дома. Нур, Селин и я. Тетя, племянница и Бурак, друг семьи. Точнее, друг Нур. Мы были пьяны. Мы с Селин прикончили две бутылки красного вина. Нур, несмотря на то, что вечер был жаркий, пила коньяк. Тушила самокрутки о почерневшие от времени доски и не бросала окурки в море, а аккуратно выкладывала их в ряд. Что потом? Потом ты, Селин, поднялась в дом и вернулась с новой бутылкой. Шла, пошатываясь, споткнулась и уронила бутылку в море. А я ее выловил. Нур и Селин смеялись, хлопали в ладоши. Герой Бурак! Да ладно вам. Глубины-то было по колено в том месте. Выпили и эту бутылку. Свернули по косячку – у Нур была травка. Потом я с кем-то из вас целовался. С Нур, скорее всего. Или с обеими? Нет, не было этого. Ни с кем я не целовался. Это было во сне.
– Бура-а-ак! Да проснись же! Я серьезно. Папы нет дома.
– Угу.
– Папы дома нет, говорю. Слышал? Ушел куда-то.
– Попозже вернется, Селин. На прогулку вышел, вот и всё.
Да, это был сон. Очень хороший сон. Я целовал Нур. Мы были одни на берегу. Но не здесь, не перед домом Ширин Сака, а в укромной бухточке, где мы с Нур познакомились. Луна проглядывала сквозь облака, и в ее свете нагое тело Нур отливало серебром. Мне нужно было сказать ей что-то очень важное, но я сдерживался, потому что боялся проснуться.
Селин принялась меня трясти, так что пришлось открыть глаза. Ладно, сон кончился. Вынужденная посадка в настоящем времени. Когда шасси коснулись земли, снова заболела голова. Кусочки моей личности потихоньку собирались в единое целое. Я – Бурак Гёкче. Сорок четыре года. Мужчина. Нахожусь на Большом острове[3], в доме Ширин Сака. День недели? Воскресенье. Шекер-байрам[4]. Завтра – день рождения Ширин-ханым, ей исполнится сто лет. Я приехал сюда и как друг семьи, и как журналист.
Повернувшись к тумбочке за очками, я оказался нос к носу с Селин. Мир вокруг расплывался, но Селин была так близко, что я волей-неволей видел ее широко распахнутые голубые глаза. Ее детское личико, голос и позаимствованные из турецких сериалов интонации меня раздражали.
