Первой на очевидные изменения в его внешности обратила внимание жена.
Войдя на кухню, она вдруг споткнулась о собственные ноги и выдохнула, схватившись за сердце:
– Господи, ты что, заболел, что ли?
– А что? – буркнул он, не поднимая головы от яичницы с колбасой, привычного завтрака перед походом на работу. Челюсти его при этом двигались равномерно и мощно, как жернова мельницы, рука со стаканом теплого сладкого чая совершала выверенные годами движения.
Что было необычно, так это мертвенная бледность, покрывавшая все лицо и шею в пупырышках. Ей сразу почему-то вспомнилась лежалая куриная тушка в витрине продмага. Схожесть нарушали только глаза в синюшных провалах глазниц.
– Да нет, так, – пробормотала она, и, скомкав в руках несвежее кухонное полотенце, сгинула от греха подальше в спальню.
На самом деле, чувствовал он себя прекрасно. Лучше, чем когда-либо. Но кому об этом рассказывать? И зачем? Только не этой лохматой тетке в дырявом халате.
В тесной темной прихожей, пока он натягивал каменное пальто, мимо него промелькнула тень сына, но он его и не заметил.
Вот уже три дня он находился во власти новых вкусных ощущений, и потому мимо него мог пройти хоть сам папа римский – эффект был бы тот же.
Холодный, загаженный донельзя блок, разбитые ступени, выкрученная лампочка, вечно небритая рожа соседа, заезженное радио в раздавленном временем автомобиле, пробки, гудение коллег по работе, перекур, перекус, боль в желудке, недовольная рожа начальника, пара купюр в кармане до следующей получки, новости, трещотка ТикТока в телефоне, дорога обратно, пробки, орущие подростки на углу перед домом, разбитая бутылка у подъезда, окурки и шелуха, запах мочи, впитавшейся в стены, перекур, перекус и… Вот он!
Наконец.
Долгожданный сон. Он выключается, как младенец с выражением нетерпеливого ожидания на лице.
Никогда еще не ложился он так рано.
Никогда еще не спал он так крепко.
А теперь…
Весь день проплывал тошнотворным сериалом перед отключенным сознанием, проматывался медленно, как остаток месяца до получки и, наконец, отмучился, загромыхал мусоровозами, знаменуя начало сна.
Жизнь его, настоящая жизнь, начиналась во сне. Уже третью ночь подряд.
Один длинный сон, разбитый на серии. Сон, в котором он жил по-настоящему.
– Рядовой, к бою готовсь!
Рык сержанта прямо под ухом. Аж мурашки по телу. И дикий восторг.
Он взлетает, как пружина, на ходу поправляя гимнастерку, ремень, автомат.
Он здесь не один. Вокруг него стоят такие же, как он, боевые товарищи. Закаленные, пропахшие порохом и пóтом вояки. Он чувствует чье-то тесно прижавшееся плечо.
Он – как все, и все – как он. Одна стая, одна группа.
Адреналин пульсирует в венах, одурманивая мозг, руки сжимаются на магазине, палец поглаживает спусковой крючок.
Он готов, он чует запах крови. Ночь ждет его, она обещает много нового, неизведанного. Он готов завыть от нетерпения, скулы так и сводит.
– Поступила команда зачистить периметр! Враг засел в жилых домах и может скрываться в любой квартире. Заходим в каждый блок поочередно, делимся на группы по три человека на этаж. Выступаем по моей команде.
Когда он провалился в этот сон в первую ночь, ему было страшно и непривычно.
Все было слишком реально.
Все, что он до сих пор видел только по телевизору, в интернете.
Он никогда не служил из-за плоскостопия, близорукости, да еще много чего, что нашли у него врачи.
Говоря по правде, он вообще мало на что был годен.
Но что-то где-то во вселенной переключилось, и он оказался здесь, на передовой. Нужный своей стране, нужный своему отделению.
Они рассчитывают на него. И он не подведет.
А самое главное – ему это нравится.
Выстрел, удар в плечо, убойная сила, заключенная в удобном гладком куске металла, что он держал в руках, и эти лица. Лица врага, которые он ненавидел. Одни источали страх, унижение, трусость. Другие пытались изображать героев.
