Март – апрель 2014 года
Нет – хрен вам! – ползать я не разучился!
Конечно, былые навыки частично потерял, сознаюсь, и внезапно подступившую усталость научился чувствовать, как-никак мне тридцать восемь лет, а не двадцать пять. Но тем не менее характер у меня остался прежний, воспитанный за двадцать два года службы в спецназе ГРУ, плюс годы учебы в знаменитой девятой роте Рязанского воздушно-десантного училища[1]. В этот же срок входят годы учебы в Военно-дипломатической академии. Там, конечно, ползать много не приходилось, тем не менее поддерживать боевую форму требовалось. Для этого немалую роль играл характер человека, и мой, воспитанный академией, характер умел перебарывать любую усталость, любые нагрузки и преодолевать любые преграды. А самое главное, умел перешагивать через сакральное «не могу». Характер – как острый нож, заточенный под конкретное дело. А сейчас мое дело было предельно конкретным.
Пашка там, в подвале… Эта мысль не выходила из головы.
И там он во многом по моей косвенной вине. Ведь именно я увел его когда-то из тихого спокойного села с красивым названием Пригожее, помог получить российское гражданство и поступить на службу в мой батальон контрактником разведроты. Женился и сына завел он, правда, без моей помощи. Но с моей помощью получил квартиру. Пашка Волоколамов – сын моего друга детства. Приглашая его в Россию, действовал я, естественно, с наилучшими намерениями и никак не мог предвидеть того, во что все это может вылиться. А вылилось в большой серьезный конфликт, причем как раз тогда, когда я закончил свою службу и по состоянию здоровья был отправлен на пенсию. Пашка Волоколамов оставался служить. В том же батальоне, который я, перестав быть комбатом, передал своему лучшему командиру роты, занявшему мою должность по моей же рекомендации. И в отпуск на родину Волоколамов поехал вместе со мной. В одном поезде. Только он в плацкартном вагоне, а я в купейном. Но это значения не имело.
Я полз… Полз, с удовлетворением понимая, что я сам себя не слышу. Это означало, что ползать я полностью не разучился, хотя давно уже не приходилось применять свои былые навыки.
Сейчас мне требовалось неслышимым и невидимым преодолеть полста метров. Я знал, что там, у входа в погреб, стоит вооруженный часовой, и мне никак нельзя допустить оплошность и выдать себя каким-то неловким движением. Часовой, без сомнения, применит оружие, хотя у меня с собой оружия нет. Я даже наградной пистолет в отпуск не взял. Он остался дома, в сейфе. Просто не думал, что он может понадобиться. Но я могу и без оружия обойтись, ведь я сам – человек-оружие. Мои руки натренированы для нанесения убийственных ударов. При этом я, согласно системе обучения спецназа ГРУ, способен превратить в оружие все, что попадется под руку, – и палку, и яблоко, что подобрал по дороге. По той дороге, по которой сейчас полз. А она пролегала через кусты в чужих садах и огородах. Хорошо еще, что собак в селе мало, иначе мне пришлось бы тяжелее.
Палка очень желала хрустнуть под чьей-то наступившей на нее ногой. Она толстая, около трех с половиной сантиметров в диаметре и длиной в полметра. Промокшая и тяжелая, в руке держалась плотно, словно была приспособлена специально для моей ладони. А откуда взялось яблоко… Когда я полз, то неожиданно наткнулся на ящик из-под яблок. Тоненькие дощечки, сбитые умышленно с большими щелями для вентиляции. В таких обычно яблоки возят в магазины. Их, видимо, куда-то высыпали, но одно застряло, а когда ящик выбрасывали, выкатилось. Я и подобрал…
Рядом был только один дом в периметре из штакетного забора. Я не стал покидать садовые кусты, просто выпрямился и посмотрел издали в освещенное окно. Там, в комнате, за столом сидели трое парней в камуфлированной одежде. Из
