Солнце палило нещадно…, впрочем, оно
всегда так палило. Поджарое загорелое тело давно привыкло к
безжалостному светилу. Мирай оперся на посох, руки гудели от
натуги. Скинув капюшон, он сдвинул плотно прилегающие очки на лысый
затылок и слегка сощурился. Стеклянный песок пустыни, отражая яркие
лучи, тут же попытался ослепить. Но взгляд парня был прикован к
побоищу, что раскинулось прямо у его ног.
- А их стало больше, ты не заметил,
Игнар?
- Конечно заметил…, ведь это я их и
убиваю, - воин с легкостью перехватил парные чуть изогнутые клинки.
Кровь черными тягучими каплями соскользнула с матовой поверхности и
шипя утонула в горячем песке.
Груда уродливых, когда-то
человеческих тел кольцом окружила двух воинов. Закутанные в
выгоревшее тряпье, они почти сливались с окружающими их барханами.
Лишь черная кровь липкими пятнами, застывая на одежде, отчетливо
говорила о произошедшей здесь бойне. Как и о том, что человечность
они потеряли задолго до своего рождения. Падальщики. Генетический
человеческий мусор. Чем темнее кровь человека, тем больше в нем
мутаций, а вместе с ней и агрессии, что застилает сознание.
Игнар тряхнул гривой светлых
выжженных до бела волос. Глухо стукнули, вызванивая мелодию смерти,
деревянные бусины. Это была роскошь – длинные волосы у воина. Но
еще большей роскошью было дерево. В их мире не осталось деревьев.
Но он находил их, маленькие кусочки прошлого, и выстругивал гладкие
кругляши, отдавая дань смерти, отмечая каждого падшего врага.
…Раньше… Теперь среди жгутов и косичек, куда цеплялись деревяшки,
не осталось места. Так бывает, когда первый раз вонзаешь нож в
сердце врага, едва тебе стукнуло девять.
- Это закончится когда-нибудь, -
очищая клинки от крови, Игнар по рукояти загнал их в песок, - я уже
устал их ненавидеть…
- Все когда-нибудь закончится, -
взгляд слегка раскосых глаз Мирая скользнул вдаль. Неожиданный
порыв ветра колыхнул прожжённый временем короткий походный плащ, -
все в этом мире имеет начало и конец. Даже ненависть. Но лишь от
тебя зависит как долго ты будешь носить ее в сердце.
Мирай заглянул в холод голубых глаз
побратима и улыбнулся. Когда-то такого цвета было небо… он читал об
этом в летописях, но никогда не видел. Как и никто из его
современников. Небо, сколько он себя помнил было грязно серым, да и
его по большей части застилал багряный туман или песчаные бури.
Когда-то с ненависти началось и их дружба.
Мирай родился в тщательно
укрепленной родовой долине. Высокие горы надежно укрывали тех, кто
хотел сохранить чистоту как крови, так и помыслов. Таких было много
по всему свету… когда-то. Но долину пришлось покинуть едва ему
стукнуло пять. Пришел возраст познать мир за пределами стен. После
одной из вылазок они с наставником вернулись домой, а нашли
выжженное пепелище. Ни живых, ни мертвых тел, ничего. Падальщики
все унесли с собой. С торговым караваном, что больше походил на
военный эшелон, они добрались до Монастыря Верного Пути. Там ребята
и познакомились.
Между мальчишками сразу вспыхнула
вражда. Игнар, сильный, не по годам расчетливый, быстро обошел
сверстников. Ему жутко не понравился заносчивый чужой мальчишка. Не
смотря на хорошую подготовку, тот не хотел марать руки в крови. Ни
одного убийства. Даже адских кровососов, что портили жизнь по
ночам, он лишь сбрасывал с кожи, оставляя им жизнь. Это бесило до
белой дрожи… Но наставник держал Мирая в жестких правилах –
чистота, милосердие, аскетизм и правдивость. Все четыре принципа
надо было пронести сквозь жизнь, сохранить знания, а в идеале еще
чистую деву найти, дабы продолжить с ней род. Да уж…, продолжишь
тут, без родового гнезда то, да и где нынче деву чистую сыскать.
Четыре года задирал Игнар новичка. На их драки собирался весь
монастырь. Но, что удивительно, ни наставник Мирая, ни учитель
Игнара даже не пытались пресечь вражду. Видимо тогда уже видели,
как растет и крепнет то чувство, что стоит за внешними
разногласиями. Это поняли и ребята…
