1
Дождь лил четвёртый день. Военный лагерь, разбитый в долине, у подножия Тянь-Шанских гор, вершины которых покрыты снегом даже в это июльское время, был уныл и безлюден. Сотни юрт выпускали в вечернее небо тонкие струйки дыма, которые из-за отсутствия ветра тянулись прямо вверх и растворялись во тьме. Тишину нарушало фырканье и похрапывание лошадей, сытых и довольных таким освежающим дождливым днём среди знойного лета. У каждой юрты стояли по две, а где и по три привязанных лошади. В самом центре лагеря стояла большая белая юрта, охраняемая недремлющими нукерами, которые, оперевшись на копья, зорко смотрели по сторонам и улавливали каждый шорох и звук в этой дождливой темноте.
В юрте потрескивал костёр, и блики пламени освещали людей, находившихся там. Их было всего двое. Напротив входа, по ту сторону костра, на самом почётном месте, на низком золотом троне, который был усыпан небольшими шёлковыми подушками, поджав под себя одну ногу, восседал хмурый человек лет пятидесяти. Он угрюмо смотрел на пламя костра и о чём-то думал. Его мысли витали далеко, и узкие зелёные глаза практически не мигали. Острый нос с широко раздутыми ноздрями и длинные, покрытые сединой усы и борода придавали его лицу устрашающий вид. Этот угрюмый человек наводил страх и ужас на десятки племён и народов, покорённых им благодаря своей железной воле, которая собрала в кулак огромное непобедимое войско, сметающее всё на своём пути. Это был Великий завоеватель народов – Чингисхан!
По правую руку от него сидел человек с круглым лицом и длинной, но редкой бородой. Это был мудрый советник Чингисхана, китаец Елюй Чуцай. Он внимательно и покорно смотрел на своего повелителя, пытаясь заглянуть в его мысли.
Внезапно, прервав долгое молчание, Чингисхан медленно и задумчиво произнёс:
– Мудрый Чуцай, вот что я хочу тебе сказать…
– Слушаю тебя, мой повелитель, – услужливо проговорил верный советник.
– Последнее время, а особенно в такую дождливую погоду, меня посещает одна и та же мысль и не даёт мне покоя…
Елюй Чуцай замер в ожидании, пока повелитель продолжит, а затем, закончив свою речь, позволит ему дать ответ.
– Мне подвластно всё настоящее, и нет ничего недоступного здесь и сейчас! – и, замолчав на короткое время, будто подбирая нужные слова, Чингисхан продолжил: – Но я хотел бы заглянуть в будущее… Точнее – увидеть моих будущих потомков.
Чуцай слегка наклонил голову, давая понять Великому хану, что вопрос ему ясен. Повелитель заметил это и продолжил, чуть повысив голос:
– Я сейчас говорю не о своих детях, внуках и правнуках! Я говорю о тех моих потомках, которые будут жить двести, пятьсот или даже тысячу лет вперёд! Я хочу увидеть моих далёких потомков! Как они будут выглядеть? Какой жизнью они будут жить? Будут ли они похожи на меня? Будут ли они столь велики и могущественны, как я? Я хочу их увидеть, и эта мысль не даёт мне покоя…
Так сказав, Чингисхан перевёл взгляд с пылающего костра на своего советника, тем самым давая понять, что он закончил и разрешает ему говорить. Елюй Чуцай, услышав пожелание повелителя – побледнел, но, осторожно подбирая слова, ответил:
– Мой повелитель, тебе подвластно всё в этом мире! Народы, уже покорённые тобой и те, которые будут, несомненно, покорены твоей могучей воле, трепещут от одного твоего имени! Любое твоё повеление и желание не может быть невыполнимым! То, что тебя беспокоит сейчас, мой повелитель, великая и достойная мысль, которая тоже осуществима!
