Глава 1
Иван, из детей боярских
Осень 1582 г. Тура-река
Всадники выскочили из-за холма быстро, и можно было бы сказать – внезапно, коли бы их давно уже не поджидали. В блестящих панцирях, в шлемах, с саблями и палашами. За спинами реяли гусиные перья на железных дугах.
– Ну, вот они, – усмехнувшись, молодой человек в шведских нагрудных латах водрузил на голову вытянутый кверху шлем, именуемый морионом, и, обернувшись, подмигнул стоявшему чуть позади воину в точно таком же шлеме и кирасе поверх порядком-таки замызганного камзола – зато с яркими разрезными рукавами, мечтой любого щеголя!
– Да, вижу, – кивнув, с грубоватым акцентом отозвался щеголь по-русски. – Все, как ты говорил, Иоганн! Доннерветтер! Они все же поверили!
Иоанн – или уж лучше сказать – Иван – скривил губы:
– Поверили. А кто бы не поверил? Лишь бы парня нашего не замучили.
– Не успеют.
Поежившись, Иван глянул на сидевших в засаде людей – русских и наемников-немцев, впрочем, кроме собственно немцев, как, к примеру, щеголь Ганс Штраубе из Мекленбурга, кого здесь только не было!
Наемники – опытные рубаки, стрелки, да и свои – не хуже. Как на подбор парни – орлы! И что с того, что экипированы кто во что горазд – кто в добротном немецком панцире, кто в кованной из плоских колец байдане, кто в пластинчатом бахтерце, кто в доспехе посолиднее, из металлических, поверх кольчужной вязки, досок – колонтаре, кто… кто-то и вообще – в простой кольчужице. Часть – конные – какая же ватага без коней? – при палашах, при сабельках добрых, часть – пищальники, стрелки, даже три небольшие пушчонки имелись; пушкари, запалы в руках держа, искоса так на Ивана поглядывали: мол, не пора ли?
– Пусть поближе подъедут, – осадил пыл молодой атаман. – Ждем!
– Ждем так ждем, – положив наземь здоровенную, кованную железьем и утыканную гвоздями дубину – ослоп, – согласно промычал здоровенный бугай в стеганом ватном кафтане – тегиляе – иные латы по размеру никак не мог подобрать. – Можно и помолиться пока. Верно, отец Амвросий?
– Истинно глаголешь, Михеюшко! Молитва-то ни в каком деле не помеха, ага. Вот и царь Савл как-то в походе…
– Тсс, отче! – повернув голову, Иван шутливо погрозил священнику пальцем. – Молитеся, но начеку будьте! А про царя Савла ты нам вечерком, у костра, расскажешь.
– Могу еще и про царицу Савскую, – улыбнулся отец Амвросий.
Священник был собою видный – молодой, но не слишком – тридцать три года недавно исполнилось – высок, с пронзительным взглядом синих очей, из породы тех людей, что готовы были нести слово Божие куда угодно, не спрашивая на то разрешения ни у кого, кроме как у своего сердца и самого Господа. Широкие плечи, светло-русая борода, такого же цвета и волосы гривой… Отец Амвросий, кроме всего прочего, еще отменно стрелял из пищали, мог и из кулеврины, из пушки пальнуть, и силен был не менее – ну, может, все же чуть менее – нежели бугаинушка Михейко, коего за оружие любимое так вот – Ослопом – и прозвали.
Поднимая придорожную пыль, латные гусары наметом неслись к деревне, беленые домики которой виднелись невдалеке, за буковой рощицей и пожней. Близ деревни протекала неширокая, заросшая камышом и красноталом река, сверкавшая на утреннем, недавно взошедшем солнышке изогнутой татарскою саблей.
Приставив к левому глазу подзорную трубу, захваченную еще где-то под Ревелем, Иван внимательно вглядывался во всадников.
– Нашего-то Афоньки там нет? – подойдя ближе, шепотом поинтересовался Ослоп.
– Цыц, Михейко! – молодой атаман резко осадил своего не в меру нетерпеливого сотоварища. – Неужто они в налет его с собою прихватят? Думаю, позади он… с телегами… Ага! – Иван вдруг улыбнулся. – А вот и они!