Нужный Наталье кабинет находился в конце женского отделения стационара, к коему была приписана её поликлиника. Такой маленький отсек – тупичок, отделенный от длинного коридора широкой дверью с толстым, непрозрачным стеклом. Внутри него еще одна дверь с белым трехзначным номером на черной, квадратной, металлической пластине. На длинной, обитой коричневым дерматином скамейке – три молодых женщины не старше тридцати лет. При появлении Натальи они, как по команде, с любопытством обернулись в её сторону. Такой неприкрытый интерес к её персоне вызвал у Натальи глухое раздражение. Кивнула в сторону двери:
– Кто в триста двадцать четвертый последний? – Для чего назвала номер кабинета – она себе не могла объяснить: ведь он был единственным. Ответила та, что сидела ближе к ней:
– А тут нет очереди. Сиди и жди, когда тебя позовут. Объявят номер, что на талончике указан – значит, твоя очередь заходить. У нас теперь не абы – как: везде высокие цифровые технологии, чай не в деревне, в областном городе живем! – Презрительно скривила губы и подвинулась, освобождая для неё место. Судя по всему, она была не в настроении.
Наталья осторожно присела на самый край скамейки. Желания поддержать разговор о высочайших достижениях в сфере медицинского обслуживания у неё не было вовсе. С детства испытывала неприязнь перед змеёй, окрутившей чашу, и посещала медицинские заведения только в случае самой крайней необходимости. И если была малая возможность избежать встречи с потомками Гиппократа – всегда ею пользовалась. Сейчас возможность у Натальи отсутствовала, поэтому отрицательные эмоции имели место быть!
Скамья была без спинки, и она облокотилась на выкрашенную в ядовито зеленый цвет стену. К частым колебаниям состояния организма она почти привыкла. Так что песку в глазах, тяжести в внизу спины и кислому во рту привкусу – особого значения не придавала. По объективной информации опытных подруг – при беременности это обычное дело.
Сидящая рядом женщина не успокоилась. Громко высморкавшись в цветастый платок, придвинулась к Наталье и в полный голос поинтересовалась:
– Ты еще только на чистку или уже на осмотр после аборта? – Отвечать не хотелось, но Наталья себя пересилила: – Еще только.
– А срок, какой? – Пришлось пересилить себя еще раз – Предельный, почти. Двадцатая неделя пошла. – Незнакомка присвистнула и покачала головой:
– Рожала уже, или первородка? Если еще не рожала, то зря ты так затянула с чисткой: с такими спецами, как в нашей поликлинике, можно на всю оставшуюся жизнь яловой остаться! У меня на третий день после кресла такие выделения начались, что прокладки поти каждый час меняю! А они деньги стоят! Вновь презрительно скривила губы:
– Высокие цифровые технологии, блин! Лучше бы своих хирургов уму – разуму учили! Коновалы конченные, блин! – И повторная продувка носа. Как к тому отнесутся сидящие рядом соседи – её нисколько не смущало. Волна жуткого раздражения захлестнула Наталью:
– Что ты ко мне со своими разговорами пристаешь? Мы, что с тобой подруги или хотя бы знакомые? Я что тебя просила мои сроки оценивать? Или мне интересны твои выделения? Может, думаешь, что прокладки я покупать тебе буду, когда ты о своей беде мне расскажешь? Не надейся! Своих проблем выше крыши! – Соседка резко отодвинулась от неё. Рот перестал кривиться, но губы надулись от обиды:
– Ты че, на голову больная или токсикоз так на тебя действует? Я с тобой по человечески, а ты как с цепи сорвалась! – В глазах полыхал огонь нешуточной обиды, но Наталье было на то наплевать: её душа, да и весь её организм действительно, который день пребывали в полной растерянности. Причину этого она знала, но от того становилось еще горше: её поведение этим, оправдать было никак нельзя.
