«Правила для употребления оружия
Таможенною Стражею по Европейской границе»
(Санкт-Петербург),
20(7) марта 1829 г.
«…все граждане должны почитать
чинов Стражи и по их требованию останавливаться.
При неподчинении стражник должен,
дважды окликнув, догнать и задержать нарушителя силой, а в случае
сопротивления – употребить оружие. Если же стражник обнаружил
скопление вооруженных или не имеющих с собой оружия лиц, но имеющих
вещи, могущие причинить увечье, то он может сделать по ним выстрел;
в случае же действительного нападения для отбития товаров или на
чинов стражи, хотя бы с одним намерением – причинить им побои,
стражник может употребить как холодное, так и огнестрельное оружие,
с возможною однако умеренностью…
…чины же Стражи, замеченные в
безнужном употреблении оружия, будут отвечать за свои деяния по
закону…»,
подписано Председателем
Государственного совета, Его Сиятельством, графом В.П.
Кочубеем.
Утверждено Императором
НиколаемI.
Глава первая,
в которой Генка Рыков сначала
радуется, а потом испытывает жуткое разочарование
– Едут! Ей богу, едут! – кричал
Рыков. – И не куда-нибудь, а на Марьевку, по старой Заборской
дороге. Неужели думают, что снова проскочат. Совсем обнаглели,
сволочи.
Не прикрыв за собой двери, он
ввалился в приёмную, оставляя на паркете мокрые следы. В
распахнутой настежь длинной кавалерийской шинели, забрызганных
сапогах и с саблей на боку, Генка Рыков более походил на лихого
казацкого есаула, нежели на степенного представителя приграничной
Таможенной Стражи. Сидевший за массивным столом, заваленным
бумагами, Лёша Манчин тут же отложил перо, отодвинул в сторонку
недописанную депешу, которая была адресована самому начальнику
бригады, и вытянулся, точно в приёмную вошёл, как минимум, вахмистр
или унтер-офицер. Невысокий и щупленький Лёша прибыл на пост лишь
пару месяцев назад, но уже был наслышан о подвигах обходчика
Рыкова, сыскавшего славу лучшего следопыта всей третьей
бригады.
– Кто едет? Контрабандисты? – тут же
поинтересовался Лёша.
Рыков стянул отсыревшие рукавицы,
сунул их подмышку и весело подмигнул.
– Они самые, братец. Они самые. Уж на
этот раз мы им покажем.
Дверь кабинета распахнулась, в проёме
показался Андреев.
– Что за шум? А – это ты?
Вернулся?
– Так точно, вернулся, – поморщился
Рыков и принялся торопливо застёгивать пуговицы шинели; встретить в
штабе Андреева он никак не ожидал.
Андреев Никита Лукич, начальник
Коменского поста третей Рижской бригады, круглолицый седовласый
мужчина считался человеком добрым, скорее даже мягким, но его
чрезмерная нерасторопность, да ещё в сочетании с непреклонностью и
упрямством, частенько вызывала у сослуживцев, как насмешки, так и
разочарования. Андрееву перевалило за шестьдесят, он имел целую
кучу хронических и прочих заболеваний но, несмотря на это, на покой
почему-то не спешил. Перед убытием в дозор, Рыков сам возил
Андреева в лазарет, где врач, осмотрев главного таможенника
участка, прописал тому постельный режим. Быстро оклемался старый,
проворчал Рыков сквозь зубы и вопросительно посмотрел на Манчина,
тот только пожал плечами.
– Давно он вышел? – шепнул Лёше
Рыков.
– Третьего дня, – так же тихо ответил
Лёша.
– А где Савелич? – спросил Рыков.
– Выходной у него.
– Вот чёрт.
– Ты дверцу-то затвори. Затвори,
голубчик. И нечего тут шептаться, как, впрочем, и орать на весь
штаб. Зайди в кабинет и доложи как полагается, по существу: кто
едет, откуда? – продолжал Андреев степенно.
Рыков прикрыл входную дверь, и,
поправив сбившуюся на затылок шапку, жалобно простонал:
– Да некогда ж по существу, ваш
благородь. Говорю же: по Заборской дороге едут, четыре возка,
каждый о парную упряжь. Опять поди, домотканое сукно везут, из
Ружицы. Нужно коней седлать, не то снова упустим. Они уже к Ключам
подъезжали, когда я их увидал. Я ж сюда стрелой летел. Вон, каурую
свою, совсем загнал, а вы… «Доложи. Да по существу».
