– Нет! Нет! Нет! Не может быть! Только не ОН!
Вокруг все замедлилось, застыло. Как будто кто-то нажал на паузу, и ставшая уже привычной картинка спокойной, размеренной жизни остановилась. А потом послышался треск – единственный звук в окружавшем ее вакууме. Олеся могла поклясться, что она реально слышала треск. Так, с негромким, но отвратительным хрустом, осыпалась надежда на тихую, безопасную жизнь для нее и ее маленькой дочки.
– Можно пройти? – донеслось откуда-то из параллельной реальности, и Олеся вздрогнула. Вакуум неслышно взорвался, оставив на коже жалящий осадок, мир вокруг наполнился новыми звуками. – Девушка, можно пройти?! – повторили уже с нажимом, и Олеся посторонилась, испуганно кинув взгляд туда, откуда прилетело жало опасности.
Невнятный говор, шуршание бумаг, трель стационарного телефона вперемежку с пиликаньем мобильников, и главное, мельтешение фигур и лиц далеко впереди в узком проходе дежурки заставляли ее нервничать, вздрагивать каждый раз, когда один звук сменялся другим, когда чувство облегчения, на секунду окатив с головы до ног, сменялось новой порцией тревоги. Сотрудники сновали как муравьи, и, казалось, каждый был одет в черную кожанку, имел такое же сложение и такую же прическу как он, Кир.
Здравый смысл пытался пробиться сквозь пелену паники, напоминая о том, что она в Москве, в сотнях километрах от города, где остался Кир, а впередистоящий мужчина просто отдаленно напоминал его. Бывает же такое, что люди просто внешне очень сильно похожи.
– Девушка, вы к кому?
Поняв, что ее поведение выглядит как минимум странно, Олеся приказала себе собраться, не глазеть туда, куда смотреть было страшно, и сделала шаг вперед, к стеклянной будке дежурного.
– Я с почты, – проблеяла она и уже тверже добавила: – Здравствуйте.
Конверты намокли от влажных от волнения рук, но дежурный, слава богу, этого не заметил. Расписался, где было нужно, и кивнул, словно говоря – все, можешь быть свободна.
Олеся пробормотала слова прощания, развернулась и… не удержалась, снова взглянула в ту сторону, где так напоминавший ей Кира человек беседовал с одним из коллег. Впилась зачем-то в него взглядом, да так, что он это, видимо, почувствовал, и не могла оторвать глаз.
Мужчина, стоявший до этого спиной к ней, повернул голову на девяносто градусов (его явно беспокоило чужое пристальное внимание), а потом еще на столько же, развернувшись при этом и корпусом. Его блуждающий взгляд сделал круг вокруг замершей в испуге словно перед удавом Олесей и остановился прямо на ней. Губы разошлись в знакомой змеиной улыбке, переросшей в хищный оскал.
Он. Кир. Здесь. Не в сотнях километров, а в паре-тройке метров от нее.
Неведомая сила подхватила Олесю и вынесла из помещения дежурки на улицу. Почти не помня себя от страха, она перебирала ногами, особо не задумываясь, куда несет ее инстинкт, и пришла в себя только тогда, когда перед ней возникла ограда детского сада. Пустынные, но ухоженные площадки с квадратными песочницами и ярко окрашенными горками привели ее в чувство, напомнив о том, что она мать и отвечает не только за себя, но и за Настю. Страх страхом, особенно если учесть, сколько неприятных моментов заставил ее пережить Кир, однако терять голову не следовало ни в коем случае.
Да, стоило признать, она видела Кира, это было не наваждение. Они ходят по одним и тем же улицам, и вполне возможно, когда-нибудь столкнутся еще. Обманывать себя бессмысленно, но… Она же ничего противозаконного не делает, а значит, поводов цепляться к ней у него нет. А может, и вообще, он здесь временно – в командировку приехал, например.
Полгода назад, устраиваясь на работу в местное почтовое отделение, Олеся поймала себя на мысли, что ей стыдно на вопрос о предыдущем месте работы и стаже отвечать молчанием, но в то же время в душе росла гордость, что и она теперь обычный рядовой гражданин страны, зарабатывающий на жизнь приличным трудом. И пусть работа была непрестижной и низкооплачиваемой, зато она позволяла больше не дергаться от того, что когда-нибудь Настя «узнает».
