Пролог. Синие занавески.
— Свободна! – дерзко и надменно рассмеялся высокий темноволосый
мужчина, стоя ко мне спиной возле огромного окна и застегивая
пуговицы на рубашке.
С уроков литературы я помнила, что символизируют синие шторы.
Они символизируют драму, трагедию, несправедливость и козла,
который за все это ответит.
Внезапный раскат грома заставил меня слегка вздрогнуть. Как-то
уж очень неожиданно получилось. Мгновенная вспышка осветила
благородный профиль незнакомца. Он одернул кружевной манжет вокруг
породистой руки, а сверкающая запонка щелкнула в пальцах.
– Я что, неясно выразился? Можешь идти!
Еще одна вспышка молнии на мгновение осветила комнату. Светло
было всего секунду, но мне хватило, чтобы понять: я не у себя в
квартире.
Я посмотрела на свое спешно застегнутое, не до конца
зашнурованное платье, съехавшее почему-то на одну сторону.
Растрепанные волосы отразились в старинном зеркале. Судя по всему,
на голове у меня когда-то была прическа.
Антикварная мебель, огромные картины, бархат и совсем смятая
постель. Кажется, кого-то не учили в детстве заправлять
кровать.
И тут я услышала собственный голос, хотя говорить не собиралась.
Это было очень неожиданно.
— Разве вы не женитесь на мне после того, что было? – дрогнувшим
голосом произнесла я, стягивая платье на груди. Голос был мой и не
мой одновременно. — Вы же… говорили…
Мой взгляд упал на растрепанную постель. А к щекам прилила
кровь.
Ой-ё! Вопрос про мятую кровать отпадает. Я перевела взгляд на
белозубую ядовитую усмешку широкоплечей сволочи в небрежно
наброшенной рубашке, сквозь которую виднелись литые мускулы. Он
потянулся за камзолом, небрежно отряхивая его.
Нас тут по ходу поматросили! А сейчас бросать собрались! А самое
интересное я, видимо, проспала! Я снова посмотрела на красавца,
который невозмутимо одевался. Эх! Надо было ложиться спать
пораньше!
— Я? Жениться? – искренне удивился тот, которому я бы с
удовольствием двинула. Даже руку бы занесла посильнее. И для
надежности сжала бы в ладошке красный огнеупорный камушек.
Небольшой. Килограмма три с половиной. Мужчина продолжил: — На
тебе? Как тебе такое в голову могло прийти?
Он смотрел на меня так, как смотрят на нищенок, просящих
подаяние. Я стояла с протянутой рукой, а сердце в груди стучало как
сумасшедшее.
Каждое слово отдавалось внутри словно пощечина. А с каждым
небрежным жестом и равнодушным взглядом накатывала волна ужаса.
Раскаты грома роковым эхом подчеркивали каждое произнесенное
слово. Внутри было ощущение, что каждая фраза подобна гвоздю, что
забивают в крышку.
— Но я думала, — всхлипнула я, а глаза предательски защипало. Я
громко хлюпнула носом и смахнула со щеки быструю горячую слезу. —
Вы же сами говорили, что были сражены моей красотой. И наложите на
себя руки, если я с вами не пойду. Вы же небом клялись… что жить
без меня не можете… И умоляли, чтобы я… О, горе! Обманщик!
Я бы назвала его чуть-чуть по-другому, но тоже на букву «о».
— Мне нужно было, чтобы твой жених увидел тебя здесь, — бархатно
рассмеялся ловелас, поднимая ровные брови и скалясь.— Все остальное
ты разрешила сама. Но ведь тебе же понравилось?
Я задохнулась от негодования и ужаса.
— Тебе пора, — заметил мерзавец, глянув на старинные часы. —
Гроза становится сильнее.
— Вы даже не дадите мне карету? — ужаснулась я. До чего же он
был красив. В этом синем камзоле, с заколотыми волосами, дерзкой
улыбкой на лице и холодными бездушными глазами сволочи.
— Тебе стоит поспешить! Карета твоего бывшего жениха еще стоит
возле крыльца. Быть может, он будет джентльменом и отвезет тебя к
родителям!
Еще одна вспышка. Длинная, яркая. Наконец-то я смогла
рассмотреть «себя» в зеркале. И это была далеко не я. На меня
смотрела совсем молоденькая девушка, лет восемнадцати. С
испуганными, красными от слез серыми глазами и растрепанными
светло-русыми локонами.