Вот жизнь пошла. Не жизнь, а какая-то сплошная и бесконечная череда неприятностей. Лето. Жара. За окном +35 и в квартире ни капельки не меньше. Вентилятор уже не спасает, просто горячий воздух туда-сюда гоняет к тому же совершенно безрезультатно. Родители с моря приедут, совсем не обрадуются новости о том, что совсем недавно поставленный кондиционер приказал долго жить. Вызванный мной сегодня с утра мастер, правда, сказал, что его отремонтировать вроде бы как и возможно, но делать это сам же и отсоветовал. Дав мне понять, что разумнее и дешевле будет купить и установить новый.
Страшно хотелось выпить чего-нибудь холодненького. Но от одной только мысли о том, что для этого пришлось бы заставлять подняться с дивана свою совершенно растаявшее тело, на душе становилось совсем уж тоскливо. И принести мне из холодильника обитающий там со вчерашнего вечера мой любимый яблочный сок, тоже было некому. В родной квартире я в данный момент обреталась в гордом одиночестве. Поэтому лежу на диване, отрешенно смотрю в потолок и думаю. А поразмышлять есть о чем: лето, на море вслед за родителями хочется, а денег нет. Впрочем, их в последнее время у меня всегда нет. Можно, конечно, предкам позвонить, поплакаться на тяжелую и полную лишений жизнь, и на моей карточке почти сразу же появится необходимая для вполне безбедного существования сумма. Но я ведь сама год назад им твердо заявила, что человек я уже взрослый и поэтому могу прекрасно сама о себе позаботиться. И, что самое при этом смешное, была абсолютно в этом уверена. Мама пыталась меня образумить, в основном делая акцент на том, что личность я к самостоятельной жизни абсолютно не приспособленная. Даже поесть приготовить себе ничего не умею, не говоря уже об остальных жизненно необходимых навыках. Но меня поддержал папа. Заявив родительнице: 'пускай ребенок попробует взрослой жизни', все же поставил меня перед фактом, что жить я все равно буду с семьей, по крайней мере, до тех пор, пока не найду себе хорошую работу со стабильной зарплатой. Хм! Скоро уже почти год исполняется, как ищу. И не то, чтобы ничего стоящего не попадалось, просто не получалось у меня долго на одном и том же месте задерживаться. И при этом, происходило все это совершенно не по моей вине…
А сейчас ситуация вообще катастрофическая. С очередной работы меня уволили с грандиозным скандалом, да еще и ни копейки при этом не заплатили. А все потому, что я слишком уж принципиальная. Другими словами, на всю голову дурная… И это не я говорю, а подруга моя Маринка, которая по совместительству еще и сестрой моей троюродной является. Вчера она мне такой нагоняй дала, что до сих пор на душе тошно. Видите ли, она устроила меня, неразумную, на замечательную работу, с хорошей зарплатой. А я не оценила, подвела… Уже в четвертый раз за этот год. Нет, вот можно подумать, это я сама виновата, что она мне все время начальников каких-то ненормальных подсовывает? Все четверо бывших моих работодателей оказались какими-то маньяками озабоченными! И ведь Маринка за каждого из них мне собственной головой ручалась… Приличные мужчины, серьезные бизнесмены… Ха! Как же! Приличные… и как раз, все четверо! Оторвать бы ей ее голову, которой она ручалась, ведь все равно толку от нее никакого нет, и не будет. А вот это я уже имела глупость ей вчера прямым текстом высказать, в запале даже не задумавшись о последствиях этого поистине безрассудного поступка. Теперь Маринка со мной не разговаривает и видеть не хочет. Интересно, долго ли она продержится с ее непреодолимым пристрастием чуть ли не ежедневно учить меня уму– разуму?
Эти нерадостные размышления прервал уже весьма поднадоевший рингтон моего собственного телефона, сменить который у меня все как-то не доходили руки. Неохотно сползаю с дивана и иду его искать. Ничуть не удивившись, найдя пропажу на холодильнике. Привычка забрасывать вещи в совершенно неподходящие для них места, приводила меня саму в дикое раздражение. Особенно когда приходилось в срочном порядке вспоминать, куда и что я заныкала. Но каждый раз даваемое самой себе обещание в следующий раз быть более аккуратной и внимательной, к моей великой жалости, только обещанием и оставалось.
