– Тихо, тихо, не шуми! – большой пушистый хомяк подхватил под локоток стоящую рядом хомячиху и слегка сжал его.
– Почему? – сдавленно пискнула она – Что будет?
– Не знаю, но шаман говорил не шуметь, если мы сюда попадем!
– Ой, как страшно, – тихонько ответила она и шмыгнула носом.
Два хомяка прятались за книжным стеллажом, выглядывая буквально одним глазком. Перед любопытными носами разворачивалась огромная, темная комната, заставленная свечами. В углу большая кровать с балдахином чуть-чуть левитировала над полом, слегка касаясь его обгрызанными деревянными ножками. Балдахин светился изнутри синим, и от него тянулись длинные разноцветные нити к столу в другом углу комнаты. Одна из нитей висела прямо над головами двух любопытных хомяков. Хомяк серьезно посмотрел на нее и пошевелил усами. Пылинка попала в мокрый нос и тот чихнул, старательно закрываясь локтем, но нить все равно задел. Та завибрировала.
– Ой, что сейчас будет, – с ужасом произнесла хомячиха и прикрыла глаза пушистыми лапами.
Нить натянулась, зазвенела, тоненько, еле слышно. Огромное существо за столом перестало стучать по клавишам печатной машинки и прислушалось. Все нити, что тянулись через комнату, заканчивались в машинке, заправляя ее будто чернилами.
Прошла томительная минута. Существо устало потрясло головой и потерло глаза. Взяло прозрачную чашку, наполненную ароматным чаем – маленькие носы хомяков даже в этом углу чувствовали запах – и сделало глоток. Потом крутанулось на стуле и посмотрело в окно у себя за спиной. Там шумел лес… недавно прошел дождь, влажный воздух наполнял комнату, небо темнело. Зажглась первая звезда. Тонкие линии облаков перечеркивали небо. За окном стояли белые ночи. Темные деревья шумели, хомяки дышали еле-еле, существо молчало.
– Так… а почему ничего не происходит? – опять спросила хомячиха.
– Ну… не всегда что-то происходит.
– То есть оно просто сидит и смотрит? И стучит по этой странной штуковине? – она показала коготком на машинку на столе.
– Да.
– А зачем?
– Видишь, там белые листы? Когда оно стучит по клавишам, на белом листе появляемся мы, – хомяк важно погладил усы.
– Погоди, но ведь мы здесь.
– Так это… про нас еще не написали. Пойдем? Придем сюда завтра.
И два хомяка скользнули за большой книжный стеллаж с еще ненаписанными, призрачными книгами. Но висевшая над ними нить снова зазвенела, а огромное существо повернулось к машинке. По клавишам зашуршали пальцы, а на бумаге проступили слова.
«Это был необычный для хомячьего племени день. Шаманы об этом дне говорили множество лун назад, но никто не верил…»
Крупный капибара Гитан сидел на крыльце своего дома и пел. Звуки банджо, быстро извлекаемые толстыми пальчиками, переплетались с песней, идущей из самого сердца, разносясь по всей деревне.
– La- la – la- lai…
Напротив крыльца Гитана на поваленных деревьях расположились слушатели. Стволы давно были отполированы их пушистыми попами. Кто-то, закрыв глаза, раскачивался, всей душой проникаясь музыкой. Кто-то двигался из стороны в сторону, подняв лапы и неловко задевая соседей. Кто-то сосредоточенно грыз кукурузу, принесенную на концерт
– La- la – la- lai
Vivre ma vie comme un gitan
Avoir la musique dans le sang
Et pour l’amour n’avoir dans la peau
Qu’une seule femme a la fois
Гитан прибыл несколько месяцев назад и пел на своем родном языке, который никто не понимал. Но все думали, что он поет о любви. Почти так и было. Он пел о своей жизни цыгана, которая, конечно, и есть любовь.
