На просторной лужайке возле старого деревенского дома паслись гусята. Нагретая за день сочная трава сама просилась в рот, и они так увлеклись ею, что даже не заметили, как вокруг потемнело.
Это высоко над ними озорничала необъятная мрачная туча. Растолкав по пути лёгкие облака, она отхватила половину неба и теперь насмехалась над беззаботными гусятами. Сначала туча спрятала от них солнце, но быстро поняла, что этого мало, и тогда напустила ещё и холодного воздуха.
Гусята почуяли неладное – вскинули тонкие шеи, засуетились, а самые робкие потянулись к белому, с пепельными крапинками на груди вожаку. Он звонко прокричал: «Гак-гак!» – после чего шумно распластал тугие крылья. Остальные гусята дружно подались на зов, и вскоре возбуждённая ватага нетерпеливо переминалась посреди лужайки, так и не понимая, откуда исходит угроза.
Вожак, задрав голову, снова разразился криком и захлопал крыльями. По правде говоря, он не знал, что делать дальше, ведь многое в этом мире было для него ещё непонятно и неожиданно, как, например, сегодняшнее небо.
Оттуда смотрело тёмно-серое чудище, напоминавшее перо огромной грязной птицы. Временами оно устрашающе ворчало, и тогда в глазах вожака начинало пощипывать, а в горле неприятно щекотало.
Страх увеличился, когда с неба полетели большие капли. Они легко приминали траву, гулко шлёпались на пыльную землю, но самое главное – больно колотили беспомощных гусят. От такой наглости возмущённый вожак завертел головой в поисках обидчика, чтобы вызвать того на бой, но не успел – небесное перо вдруг ярко вспыхнуло, перечеркнув себя пополам слепящей полосой, и почти тут же оглушительно, наводя ужас, прогремело басом: «Бах-бабах-бабах!»
Земля вздрогнула. Гусиная стая бросилась прочь, да так, что обогнала собственный гогот.
Неподалёку стоял навес, туда и влетела спятившая толпа под шум ливня, он рухнул на неё тотчас же после внезапного грома.
Забившись в угол, гусята истово кричали, и этот крик заглушил даже многозвонную дробь по крыше.
Минута, другая – и вот уже потекли проворные ручьи. Лужайка покрылась пятнами лужиц, в которых остались торчать только редкие верхушки нетронутых травинок.
В одной такой лужице белел комок, похожий на чудом уцелевший снег. Но какой же снег в разгаре лета! На самом деле белым комком оказался гусёнок. Он лежал на боку – нет, не лежал, а валялся, и весь его вид получался неправильным, не таким, каким должен быть, если правильно лечь. А всё потому, что одна лапка неуклюже вытянулась, как будто её забыли сложить и спрятать под крыло.
На несчастного потоком падала вода, он весь дрожал и выглядел таким жалким, что если б кто его увидел, непременно бы захотел помочь. Но его никто не замечал, потому что каждый занимался своим делом.
Между тем ливень, выплеснув запас воды, покорно стих. Довольная проказница-туча помахала на прощанье краешком чумазого пера и подалась дальше, для новых проделок.
В это время в спасительной тиши навеса напуганные гусята суетливо сушили свои пёрышки. Тем же занимался и вожак, раньше других успевший прийти в себя после внезапных потрясений. Вскоре он заметил мокрый комок в лужице и сразу узнал его.
– Я сейчас! – крикнул вожак.