«ХОРОШАЯ КВАРТИРА»
В тот день у мадам майорши собрались, кажется, все, кто когда-либо посещал Эмилию Карловну, любезную хозяйку дома, заядлую картёжницу, страстную любительницу кошек и голубей. Партнёры – дело обычное, текли рекой. «Этот поток для того и существует, чтобы не прекращаться». Так она приветствовала всякого, вновь входящего.
Пока Эмилия заканчивала частный урок, – надо же зарабатывать, а где ещё брать деньги, расходы невероятные! – картёжники тихонько разбились на две пары, играли в Терц и Деберц. Плютто с Митей, Негр с Болтом. Лохматый только что пришёл. Увидел диспозицию:
– Почём рубка? – это он спросил Митю.
– По рублю. Давай, входи ко мне гривенником.
– Надеюсь, рубль хороший?
Ответил Плютто:
– Ты же знаешь, я на деревянные не играю. Так входишь?
Лохматый ищет табуретку, ходит по комнате:
– Давай, к тебе, Плют, вхожу полтинником.
Притихли, раздаются отдельные слова и грубоватые шутки. «Бэлла», «терц», «сто пять». Обычная терминология. Все ждут, когда Эмилия Карловна закончит урок.
Кронгауз сидит в пальто, вывернутом наизнанку. Когда вернётся домой, жена, если в костюме сидеть, немедленно определит по запаху, что был у мадам. Если надеть пальто, но не вывернуть наизнанку, то всё равно дома запах разнесётся по всей квартире. А так, если пропахнет изнанка, то и костюм от котов спасёшь, и пальто снаружи вполне чистенькое, улицей и морозом пахнет.
Хозяйка проводила девочку, ученицу, поговорила немного по-французски с портретом кота Мордана, недавно почившего. Подошла к свободному от игры Лохматому:
– Давай, голубчик, пулю разрисуем, пока эти бандиты в подзаборные игры бьются.
Неожиданно вернулась девочка. Что-то забыла?
– Эмилия Карловна, можно я у вас ночевать останусь, а то уже поздно, я на последний автобус опаздываю. А завтра мне к первой паре.
– Да, пожалуйста, не впервой, поди. Маме обязательно позвони.
– Звонила уже, она не отвечает почему-то, я СМС-ку отправила, ответ она прислала, разрешила.
Эмилия вытащила из-за шкафа раскладушку:
– Идём в спальню, – (СПАЛЬНЯ – это громко сказано, отгороженный кусок комнаты, но с дверью и даже с окном.) – Туда коты не ходят. Там живут на окне два голубя. Да ты знаешь. На вот, стели себе. Перекуси что-нибудь.
– У меня есть и хлеб, и колбаска вкусная, я вам оставлю в холодильнике. Чай я заварю.
– Давай, хозяйничай, мне пора к ребятам.
Эмилия Карловна была отличным репетитором, в арбатских переулках очень ценима. Теперь вот и Рублёвка потянулась. Преподавала два языка, ещё четырьмя свободно пользовалась при необходимости.
В шестнадцать лет Эмилия вышла замуж за друга отца, тридцатилетнего майора медицинской службы, красавца и умницу. А в восемнадцать осталась вдовой. Спасибо Великой Отечественной.
Женой была невенчаной и нерасписанной, кто же в шестнадцать лет распишет! Ждала пропавшего без вести мужа, искала, писала письма, обращалась во все инстанции. Но для органов она ему никто, никуда её не вызывали, нигде серьёзно не разговаривали. Словно ветром сдуло любимого человека. И никаких следов. Так и осталась одна, теперь уже в коммунальной квартире, хозяйкой огромной комнаты с потолками в четыре с половиной метра.
Соседи, как ни странно, спокойно переносили её любовь к котам, покупали им сухой корм, угощали, когда красавчики, прежде их было трое, теперь вдвоём, делали утренний обход соседского хозяйства.
Только к голубям котов не пускали по понятным причинам. Рыжий Мордан был не просто старым котом. Для своего племени его можно назвать древним. Месяц назад он скончался двадцати восьми лет от роду. Остался портрет, с ним обычно и беседует одинокая пожилая дама исключительно по-французски.
