***
Не очень молодой поэт хотел написать стихи. По правде говоря, стихов он давно уже не писал – не было чего-то на «в». То ли вдохновения, то ли времени, то ли видимых вершин…
Не то. Опять не то. Когда поэта просили собрать слова на заказ, он садился, делал вдох – и через минуту была готова ёмкая стилизация под нужный жанр и слог. Практически никогда его не уличали в подделке, а если и уличали – молчали в тряпочку, потому что кто их знает, этих поэтов, может, так и надо, может, обидятся ещё – нехорошо.
Когда же дело доходило до стихов…
Иногда, в то время как работа вся была сделана, обед тёплым комком кружился в желудке, а из брюха квартиры гудела недавно запущенная стиральная машинка, поэт, не зная, на что употребить вынужденную паузу, открывал архивы и перечитывал строки, пришедшие когда-то давно совсем другому ему. И удивлялся, за каким божественным голосом он тогда записывал.
Мучительные попытки подобрать то самое слово давно забылись, как исчезает из сознания роженицы недавняя страшная боль. Остался только ребёнок: в столбик, два или три по четыре и хотя бы с одной, обязательной, рифмой на перенос. Вроде:
…остались с нами только на-
помаженные времена.
«Ай, как плохо без контекста, – думал поэт. – Но вот если целиком посмотреть: есть же что-то, всё-таки есть!» В любом его стихотворении при должном ракурсе размышления всегда можно было отыскать аллюзию к призрачной мечте человечества и тонкую умную отсылку к историческому факту. Если повезёт, даже смысл находился, хотя вот он, как правило, был прост и прям.
Внимательный взгляд не пропустил бы, что все стихи поэта о том, как он не умеет писать стихи и очень этим терзается. Когда поэту впервые указал на это дружественный критик (по совместительству родная жена), тот, как водится, страшно обиделся, а потом отстрочил ещё пару тетрадей чисто на автомате и забросил писать вовсе. Зато стихи родной жены он так мастерски критиковал, что она даже выиграла несколько литературных конкурсов для талантливой молодёжи.
Поэт вздохнул. С тех пор как он исписал вторую инерционную тетрадь, идеи для стихотворений у него кончились. Но отчаянно хотелось звучать в рифму, чужие великие строки уже не могли погасить творческую изжогу. «Космоса, расы, вируса…» Не то. Написал много букв, ещё одна будет лишней, ну да. То, да не то.
Поэт снова вздохнул и уставился перед собой. Ему представилось, что, как девочка в «Сталкере» Тарковского, он потянется взглядом за стаканом и столкнёт его со стола. Или сделает ещё что-нибудь невообразимое. Откроет рот и выпустит из него то, о чём годами молчал, например. Поэт даже толком не знал, что это, но был совершенно уверен: оно оканчивается на одинаковые слоги в каждой строке.
