Миссис Фрилмен открыла дверцу духовки, и аромат жареной индейки наполнил кухню. Она приподняла крышку, чтобы опытным глазом проверить, насколько ровно румянится птица, закрыла духовку и кивнула Корлисс Дитмер.
– Примерно через полчаса, – сказала она.
Можете не сомневаться, Корлисс Дитмер никогда не получила бы приз за красоту. Кожа у нее не отличалась ни белизной, ни бронзовым загаром. На коротком курносом носу держались очки с большими стеклами, но зато никто никогда не видел, чтобы Корлисс Дитмер бездельничала. Свойственные Корлисс деловитость, отзывчивость, добродушие и веселое настроение придавали ей какое-то особое очарование. В итоге никто никогда не представлял ее себе как неуклюжую толстуху в очках – ведь при слове «электричество» мы не представляем себе медный провод.
Корлисс была помолвлена с Эдвардом Фрилменом. День свадьбы зависел от многих обстоятельств, в том числе и от состояния финансов, хотя ни он, ни она не приняли бы помощи от семьи. «Наша свадьба, – объяснял Эдвард отцу, – нечто сугубо личное. И раз так, то мы сами за нее отвечаем».
Ма, как было принято в семье называть миссис Фрилмен, приоткрыла верхнее отделение духовки, чтобы проверить правильность температуры, при которой пекутся сладкие пирожки. Вечно получалось так, что в последние минуты перед обедом в День благодарения требовалось сделать тысячу и одно мелкое дело. Корлисс была прекрасной помощницей. У нее, как говорится, все горело в руках.
За окном светило яркое солнышко, в это время года теплое, но не жаркое, за что миссис Фрилмен была весьма признательна. В той части Южной Калифорнии, где расположен Мэдисон-Сити, нередко именно в ноябре ветер из пустыни приносит жару. Хлопоты с праздничным обедом превратились бы тогда в адские муки.
Ма Фрилмен было за пятьдесят; седая, румяная, пышущая здоровьем, она мимоходом взглянула в зеркало и убедилась, что ей не мешало бы сполоснуть лицо холодной водой и попудриться.
Корлисс как бы прочитала ее мысли:
– Идите, ма. Я тут за всем присмотрю. И в первую очередь надо подумать о коктейлях.
Миссис Фрилмен благодарно улыбнулась:
– Да не хлопочи так, Корлисс. Пускай все идет своим чередом. Я сейчас вернусь.
Корлисс кивнула, пружинистым шагом пересекла кухню, распахнула дверь в гостиную, где собралась вся семья, и крикнула:
– Как вы, мальчики, относитесь к коктейлю?
Ответил старший, Стефен:
– Я бы сказал, коктейль не помешает.
– Кубики льда, шейкер, бутылки и стаканы на буфете, – сказала Корлисс, – а уберут все это за пять минут до обеда, то есть минут через двадцать.
Стефен вошел в столовую:
– Корлисс, умница!
Семейство Фрилменов воспринимало Корлисс как нечто само собой разумеющееся. Она выполняла все больше и больше поручений по дому как раз в той области, куда не допускают никого из посторонних.
У ма Фрилмен не было дочери, которая могла бы ей помогать по хозяйству. В доме теперь оставались три сына: тридцатишестилетний Стефен, тридцатичетырехлетний Джилберт и двадцатидвухлетний Эдвард. Четвертый, Фрэнк Фрилмен, служил на эсминце. Всего неделю назад они получили от него письмо, в котором сообщалось, что он жив и здоров. Жена Стефена, Бернис, была из богатой семьи. Она привыкла к многочисленной прислуге, и от ее «помощи» было куда больше неудобств, чем толку. Казалось, ей доставляют искреннее удовольствие визиты к родителям мужа, но на кухню ма Фрилмен ее не допускала. Желания помочь у Бернис больше, чем нужно, а вот умения никакого. Чтобы угодить ма Фрилмен, надо было быть специалистом высокого класса. Дилетантке-домохозяйке не стоило и пытаться!
Кармен, вторая жена Джилберта, впервые присутствовала на семейном торжестве. Она была моложе своего мужа. Их свадьба состоялась всего четыре месяца назад, и Кармен пока еще чувствовала себя чужой в семье.
