Когда шестнадцатилетний Карл Росман, высланный родителями в Америку за то, что его соблазнила забеременевшая от него служанка, на усталом, замедляющем ход корабле плавно входил в нью-йоркскую гавань, он вдруг по-новому, будто в нежданной вспышке солнечного света, увидел статую Свободы, на которую смотрел давно, еще издали. Казалось, меч в ее длани только-только взмыл ввысь, а всю фигуру овевают вольные ветры.
«Высоченная!» – подумал он, вовсе не торопясь на берег и даже не заметив, как хлынувшая на палубу толпа носильщиков мало-помалу оттеснила его к самым бортовым поручням.
Молодой человек, с которым они мельком познакомились в дороге, проходя мимо, спросил:
– Вы что же, сходить не думаете?
– Да я-то готов, – ответил Карл с усмешкой и, то ли из озорства, то ли просто от избытка молодых сил, вскинул чемодан на плечо.
Но, едва глянув вслед своему знакомцу, который уже удалялся вместе со всеми, небрежно поигрывая тросточкой, Карл вдруг вспомнил, что оставил внизу свой зонтик. Карл тотчас же окликнул молодого человека и попросил о любезности – тот, похоже, не слишком-то был обрадован просьбой – присмотреть за чемоданом, а сам, наскоро оглядевшись, чтобы запомнить место, поспешил вниз. Там, однако, он, к досаде своей, обнаружил, что проход, которым скорее всего можно было добраться, впервые за время поездки почему-то – очевидно, в связи с выгрузкой пассажиров, – заперт, и в поисках другой дороги пустился плутать по бесконечным, к тому же петляющим коридорам по лестницам, хоть и не длинным, но многочисленным, миновал чей-то пустой кабинет с покинутым письменным столом посередине, покуда не понял, – ведь он и ходил-то прежде этим путем всего раз или два, да и то не один, а в компании, – что и вправду окончательно заблудился. От растерянности – ибо вокруг не было ни души, только слышалось над головой шарканье тысяч ног да еще, откуда-то издали, слабый, как дыхание, уже стихающий гул застопоренных машин, – он не долго думая принялся колотить в первую попавшуюся дверь, на которую наткнулся в своих блужданиях.
– Да открыто! – послышалось изнутри, и Карл со вздохом облегчения распахнул дверь. – Что вы колотите как сумасшедший? – недовольно спросил здоровенный мужчина, толком даже не взглянув на Карла.
Через отверстие в потолке тусклый, как бы уже отработанный наверху свет сочился в убогую клетушку, где, тесно прижатые друг к другу, громоздились, словно в кладовке, койка, шкаф, стул и этот мужчина.
– Я заблудился, – признался Карл. – В дороге я как-то не замечал, а это, оказывается, жутко большой корабль.
– Да, тут вы правы, – не без гордости согласился мужчина, не переставая возиться с замком небольшого чемодана, на крышку которого он налегал в предвкушении долгожданного щелчка. – Входите же, – сказал он нетерпеливо. – Нечего на пороге стоять.
– А я не помешаю? – спросил Карл.
– Да чем вы можете помешать?
– Вы – немец? – на всякий случай осведомился Карл, наслышанный об опасностях, которые подстерегают в Америке новоприбывших, особенно со стороны ирландцев.
– Немец, немец, – подтвердил мужчина.
Карл все еще колебался. Внезапно мужчина потянулся к дверной ручке и одним рывком прикрыл дверь, впихнув таким образом Карла в каюту.
– Терпеть не могу, когда на меня глазеют из коридора, – буркнул он, снова принимаясь за непокорный чемодан. – И вот, понимаешь, ходят-глазеют, никакого терпения не хватит.
– Но в коридоре-то никого нет, – удивился Карл, в неудобной позе притиснутый к краю койки.
– Это сейчас никого, – раздраженно возразил мужчина.
«Так ведь и речь о том, что сейчас, – мысленно удивился Карл. – С ним, однако, нелегко сговориться».
– А вы ложитесь на койку, там просторней, – посоветовал мужчина.
