Кай
– Ба, ну это уже не смешно, – я закатил глаза, проглатывая маты.
Со старушкой всё ясно. Последняя стадия маразма. Иначе, как назвать
то, что она заперла меня в комнате, отобрала телефон с кредитными
карточками и поставила позади двух перекаченных придурков.
Сторожить, чтобы не сбежал.
Да, конечно. Сейчас раскидаю их и выпрыгну из окна.
– Не смешно, Кай. Вот именно! Я настаиваю на том, чтобы ты
ночевал дома. Прекрати шататься без дела и пить как проклятый. А
ещё ты перешёл все границы, заключив этот глупый контракт. Разорви
его сейчас же! Пообещай, что уйдёшь оттуда. А иначе будешь сидеть
под домашним арестом. Всю жизнь, Кай!
– Может, ещё привязать верёвками? – задумчиво поинтересовался в
ответ на возмущённую реплику и протянул ей руки запястьями
вверх.
– Ты думаешь, я шучу? – в бабушкином голосе прорезались
истерические нотки. Хотя обычно она держала себя в руках. Никто и
никогда не слышал, как эта женщина повышает голос. В крайних
случаях, когда она была возмущена или расстроена, он лишь немного
дрожал.
Но сейчас истерика…? Впрочем, плевать. Лишь бы балаган поскорее
закончился.
– Я понимаю, что плохое тебя влечет. Но всему есть граница. Ты
уже в том возрасте, чтобы начинать работать вместе с отцом. Нужно
браться за ум, – на этом месте я снова закатил глаза. Прямо
лозунгами говорит. – Тебе пора на практику заграницу, а ты раз в
году бываешь в университете, если вообще бываешь. То, что ректор
хорошо относится к нашей семье, замечательно. Но тебе нужно хоть
что-то знать, чтобы работать! – никого не смущает, что работать в
данной сфере я никогда не собирался? – С пустой головой это ещё ни
у кого не получалось. Как только ты стал общаться с Селеной, то
совершенно отбился от рук. Она – не пример для подражания, Кай.
Красный свет.
Стоп-слово. Старушке не стоило его произносить.
– Не смей упоминать Селену, – я всегда старался быть вежливым,
не повышать голос, не размахивать руками и не сквернословить. Но
стали в собственном голосе порой сдержать не могу. Просто не
получается. Выхода иного нет. – Мне двадцать два, я
совершеннолетний. И любое посягательство на мою свободу уголовно
наказуемо. Ты не имеешь никакого права удерживать меня, угрожать и
забирать личные вещи, купленные на мои собственные деньги.
Бабушка побледнела, но держалась стойко. В ответ лишь сухо
кивнула своим людям, которые усадили меня обратно на диван, едва я
поднялся.
Именно эту картину застала маменька. И раздался вопль.
– Как вы смеете так обращаться с моим сыночком?!
Я поморщился. Снова рука-лицо. Начинается настоящий цирк. Как
раздражает.
– Камилла, твой сыночек бросил учёбу! Он напивается каждую ночь
и возвращается домой под утро, если вообще возвращается.
– Это не значит, что нужно обращаться с ним как с животным!
Сынок, ты в порядке, врача может?
Да, мам, психиатра. Но не мне.
– Камилла, твой сын подписал контракт в продюсерском центре! Он
не собирается заниматься дипломатией. Ты упустила этот момент в
воспитании собственного ребёнка. Я говорила, что вы его слишком
балуете, и до добра это не доведёт.
– А если бы вы его воспитывали, рос бы он как в армии. Ни грамма
свободы и самовыражения. Плевать, где он там контракт подписал,
пусть ребёнок занимается, чем хочет. Нагуляется, потом вернётся к
серьёзным вещам! – мамин голос был наполнен гневом, но звучал
пискляво и отвратительно, очень давил на барабанные перепонки и
заставлял морщиться.
– Он уже не ребёнок, – бабушка настойчиво продолжала косить под
голос совести. Чьей – вопрос года. Явно не совести нашей семейки,
ибо чувства нравственной ответственности у нас давно нет.
– Бинго! – я прищёлкнул пальцами и снова встал. – Я не ребёнок,
– насмешливо повторил бабушкино своевременное предположение, в
которое она сама толком не верила.
