ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ДЕТСТВО
Слово любимого человека
лечит лучше, чем все врачи мира.
И убивает быстрее всех
палачей. /Аль Пачино/
Пролог
О том, что бабушка с дедушкой ей не
родные, Арина знала с детства. Родной была мать. Ключевое слово —
была. Эти, неродные, сделали для неё куда больше. А мать осталась в
памяти картинкой из детской полузабытой книжки. После шести
прожитых в приюте лет Арина не помнила её голос. Но навсегда
запомнила серые стены приютской спальни.
О том, что девочка серьёзно больна,
её приёмные родители не знали. Аринины истерики и слёзы объясняли
сиротским холодным детством, а характер терпеливо и мягко
исправляли. И любили девочку, которую до них никто не любил.
Милосердная забота монахинь не имела
ничего общего с родительской любовью, но родителей у воспитанниц не
было, а если были, то такие, как у Арины. Слава Богу, что приют,
где дети живут по монастырским правилам, расформируют, думала Вера.
Слава Богу, что в их с Иваном жизни появился смысл, а у Арины
появились бабушка с дедушкой. Связанные не узами крови, но душой и
сердцем.
Глава 1.
Смотрины
Детей у Вечесловых не было, как ни
просили они об этом Бога. Не помогали ни молитвы, ни врачи. Огонёк
надежды постепенно меркнул и к сорока пяти Вериным годам погас
совсем: спорить с физиологией не решился бы и сам Господь. Жить
«для себя» не хотелось, и через год супруги решились на удочерение.
Отец Дмитрий, в миру Дмитрий Серафимович Белобородов, священник
храма Воздвижения Честного Креста Господня, выслушал их со
вниманием и порекомендовал приют-пансион для девочек-сирот при
женском монастыре святого Пантелеймона. Приют подлежал
расформированию из-за нехватки средств, и отец Дмитрий был рад
этому визиту.
С Верой Звягинцевой они росли в
одном дворе и учились в одном классе. После школы их пути
разошлись: Дима поступил в Санкт-Петербургскую Духовную семинарию,
а Вера в московский ИнЯз. Какое-то время они писали друг другу
письма, потом Вера вышла замуж и переписка прекратилась сама
собой.
Два года назад Вера оставила работу
в школе, оформила пенсию за выслугу лет и уговорила мужа,
полковника в отставке, вернуться в город её детства. Полковнику
идея понравилась, и супруги перебрались в Осташков, в квартиру
Вериных родителей на улице Володарского. Московскую квартиру
продали и купили дом на озере Селигер, в посёлке с ласковым
названием Заселье. Дом — добротный, зимний, с печкой, колодцем и
«приусадебным» участком — Вечесловы называли дачей.
Отец Дмитрий, которого Вера
забывшись называла Димой даже в церкви, был несказанно рад: они с
Верочкой снова соседи, снова друзья, у которых — общее детство и
общие воспоминания. Для человека на склоне лет это немало, это
просто подарок судьбы.
О том, что в церковь в Южном
переулке Вера ходила по старой дружбе, а муж сопровождал её из
ревности к отцу Дмитрию, священник не знал.
***
К поездке готовились тщательно. Вера
Илларионовна отправилась в салон красоты, где ей красиво уложили
волосы, Иван Антонович залил в «Nissan-X-Trail» полный бак бензина,
что оказалось как нельзя кстати: Вечесловы и не подозревали, в
какой глуши они окажутся.
До посёлка Раменье доехали без
проблем. Отсюда до монастыря, судя по карте, восемь километров.
Вокруг, если верить той же карте, простирались болота. А дороги —
извивались, изгибались, поворачивали под немыслимыми углами и вели
во все стороны, кроме той, где находился монастырь.
Выручил их мальчишка, заглядевшийся
на вечесловский внедорожник.
— Доедете до урочища Раменский Мох,
потом в объезд до моста через Сорогу, потом через заказник Алихова
Изба. Дорога там лесная, езжайте всё время прямо и никуда не
сворачивайте. В болото заедете. Машинка тяжёлая, вдвоём её не
вытащить, а помочь некому.
