ЧАСТЬ 1. РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОЛГ
Конец безделью
В жизни каждого человека наступает момент, когда он начинает о
ней думать. О жизни, то есть. Как правило, о жизни мы задумываемся,
когда она припечёт: кто в пятнадцать, кто в пятьдесят, кто-то после
семидесяти.
Маринэ начала думать о жизни лет примерно с трёх. Примерно –
потому что в секцию художественной гимнастики её отвели (отвезли на
санках) за четыре месяца до дня рождения, рассудив, что девочке
хватит бездельничать. Так что в три года она уже знала, почем фунт
лиха.
Особых талантов у Маринэ не обнаружилось, но родители по этому
поводу, как сейчас говорят, не парились, и воспитывали дочь на
редкость разносторонне: гимнастика с трёх лет, фигурное катание с
четырёх, с пяти к конькам добавили плавание, с семи плавание
заменили иностранным языком (каток с половины седьмого, школа с
половины девятого, очень удобно. А в бассейн возить – неудобно,
потому что далеко, а француженка, настоящая парижанка, живет двумя
этажами ниже).
Семилетняя Маринэ, которой пришлось по душе плавание, пыталась
возражать, но мудрые родители, которые желали своему ребёнку добра,
приняли единственно верное решение: умеет плавать, умеет прыгать с
трехметровой вышки, так зачем зря тратить время и деньги? Пусть
французский учит, деньги уйдут те же. Справится, уроков в первом
классе немного.
Жить стало лучше, жить стало веселей: с утра коньки (ещё не
рассвело, но метро уже открыто), после коньков школа, после школы
спортзал и коньки, после коньков обед (или это ужин?), после обеда
французский «с носителем языка», потом заучивать французские слова,
после ужина («Опять творог, не могу, он в меня не лезет!» -
«Марина! На ужин творог, и ты об этом знаешь. Мне надоели твои
капризы. Что значит – не могу? Садись и ешь!»), после ужина
французский, читать и переводить: с французского на русский, с
русского на французский (мадам Мари много задаёт, могла бы
поменьше), после французского уроки, после уроков полчаса
гимнастики «и чтобы в девять была в постели».
К половине девятого справиться с уроками не удавалось, «будешь
сидеть пока не сделаешь». Наконец с уроками покончено, гимнастика
сделана, портфель на завтра сложен. Маринэ неслышно входила в
гостиную, где был включен телевизор, и присаживалась на краешек
стула, подальше от родителей, чтобы не погнали спать. Мать молчала
(пришла, значит, все уроки сделаны, пусть смотрит). Но отец,
взглянув на часы, качал головой:
- Маринэ, сколько раз тебе повторять, что уроки надо делать, а
не спать над ними, – строгим голосом говорил отец, и Маринэ
чувствовала себя виноватой. – Мне с ремнём над тобой стоять, чтобы
ты занималась? Так сейчас достану, и будешь учиться на одни
пятёрки. Не хочешь? Тогда занимайся как следует.
- Иди спать, дочка, ты, наверное, устала, а тебе вставать в
половине шестого, не забыла? – «меняла тему» мать.
- Не забыла. Не устала. Я чуть-чуть посмотрю.
- Не забыла, тогда ложись! В воскресенье посмотришь. В твоём
возрасте нужно спать не меньше девяти часов. Иначе организм не
будет восстанавливаться, и нахватаешь троек. За тройки… сама
знаешь.
Колешник
Троек Маринэ почти не получала. Но однажды, когда училась в
пятом классе, принесла домой «единицу» по труду и, сверкнув на отца
злыми глазами, швырнула на стол дневник и залилась слезами. Отец не
знал, чем её утешить, и ругал учительницу труда последними словами.
Маринина мама, которая не знала грузинского в таком расширении,
против отцовских неслабых прилагательных не возражала и стояла, что
называется, у дочери над душой с рюмкой пустырниковой настойки, а
Маринэ плакала от обиды и оттого, что ничего нельзя сделать, ничем
не смыть позор «колышницы».