В тот день они возвращались с озера,
куда их троих, после клятвенных заверений, что они не перегреются
на солнце и не получат тепловой удар, не будут нырять и не утонут,
отпустили одних, без сопровождения взрослых — четырнадцатилетнюю
Аню, одиннадцатилетнюю Розу и восьмилетнюю Аллочку, которая не
умела плавать, и бабушка наказала ей не заходить в воду глубже
колен и «играться на бережку». Аллочка смотрела на бабушку честными
глазами и послушно кивала головой. Но как только увидела пляж,
поросший луговым клевером, и прохладную гладь озера, в которой
отражались облака, бабушкины наставления вылетели из Аллочкиной
головы, как вспугнутые утки из прибрежных камышей.
Аллочка заходила в воду по самый
подбородок и бродила по твёрдому песчаному дну, воображая себя
русалкой. Ходить по шею в воде получалось плохо: вода была ощутимо
упругой, дно неожиданно уходило из-под ног, Аллочка пугалась и
начинала плакать. Аня брала её за руку и выводила на берег. Сидя на
траве и размазывая по щекам слёзы, Алла наблюдала за Розой, которая
резвилась в воде как дельфин, вытворяя немыслимые трюки. Постепенно
Аллочкины рыдания переходили в тихие всхлипы. Она забывала о своих
страхах, радостно плюхалась в воду… и всё повторялось сначала.
Аллочка была глупенькой. В свои
восемь лет она соображала как пятилетняя и училась в специальной
коррекционной школе-интернате для умственно отсталых детей (в
просторечии — в школе для дураков). Летом Аллу с бабушкой
отправляли на дачу, чтобы не видеть сочувственных взглядов соседей
и не выслушивать «доброжелательных» советов. Визиты Аллочкиных
родителей были скорее деловыми, нежели родственными: они привозили
продукты и чистое постельное бельё, забирали вещи, которые
нуждались в стирке, и традиционно осведомлялись о здоровье любимого
чада, которое, засунув в рот большой палец, молчаливо взирало на
родителей в ожидании подарков. Подарки были всегда одни и те же —
леденцовые петушки на палочке, жестяные круглые коробочки с
монпансье, которые Алла называла монпасье, и мятные пряники, от
которых в животе делалось холодно.
Когда сумки были распакованы и
холодильник забит продуктами, взрослые садились чаёвничать и вели
скучные длинные разговоры. Алла не слушала — о чём. Запихав за щёку
леденец, устраивалась под столом на широкой деревянной перекладине
и корпела над книжками-раскрасками, высунув от старания язык,
пёстрый от облизываемых попеременно с леденцом карандашей.
Напившись чаю, родители извлекали
дочь из-под стола и, к неудовольствию последней, усаживали за
букварь. Восьмилетняя Алла умела считать до двадцати, читала
наизусть выученные с бабушкой стихи, знала цвета радуги и различала
геометрические фигуры. Но запоминать буквы у неё не получалось. Их
много, разве все запомнишь? Пытка букварём длилась целый час. Алла
вертелась на стуле, хмурила светлые бровки и ныла — что у неё
устала голова, что ей надо в туалет, просила пить… Но хитрые уловки
не помогали. Девочке терпеливо и настойчиво показывали буквы и
заставляли складывать из них слова.
— Ну, давай, дочка, вспоминай, ты же
умница у нас. Покажи папе, где «м», где «а», где «к». Правильно! А
это какая буква? Не знаешь? Мы же в прошлый раз учили, и бабушка с
тобой всю неделю занималась. Занималась ведь?
Анна Дмитриевна торопливо кивала и
отворачивалась, осуждающе поджимая губы. Чего зря ребёнка мучить,
всё равно не понимает, вот и пусть её учителя в школе учат,
кор-рек-ци-онной, сразу и не выговоришь. Что за родители такие,
дитя им родного не жалко! Как ни приедут, до слёз доведут. За
учебники засадят и мучают цельный час, даром что у ребёнка
каникулы…
— Это «а». Это «бэ». Это «кэ». — Алла
страдальчески морщила белёсые бровки, послушно водя пальчиком по
буквам и разглядывая картинки, виденные ею сто раз и изрядно
надоевшие. Полосатый арбуз, который хотелось немедленно разрезать и
съесть. Румяная буханка, какие продавались в поселковом магазине.
Расписная красивая тарелка — у них дома тарелки другие, не такие, а
на даче вместо тарелок эмалированные миски. Алле нравились миски. И
деревянные ложки, которыми они с бабушкой ели суп, ей тоже
нравились. А в букваре — ложка обыкновенная, железная.
