По заплывшему зеленоватой махровой пленкой стеклу бил толстый неприятный дождь. Степан, серая цапля с ярко-желтыми глазами, схватил с тумбы чешуйные перчатки и подбежал к окну чердака. Небо загородили больные тучи. Их мутило от недавнего путешествия через промышленный район города. Степан вымерил незаметную щель между четвертой и седьмой тучами, которые не успели срастись до конца, и, присвистнув, схватил солнце за нерасторопный луч. Он наслюнявил одну из перчаток и схватил солнце за луч уже двумя крыльями. Изрядно напрягшись, он потянул на себя и отошел к стене из дырявой сосны. Чтобы не сдаться на исходе сил Степан зацепился за ржавую трубу лапой. Вскоре он почувствовал, как горячее застряло в щели между тучами. Тучи завизжали от жжения и, раздвинувшись, впустили в жилой каменный район скромную горсть лучей. Степан вновь подбежал к окну и схватил свежие лучи охапкой, он закрутил их, и они стали вибрировать по спирали и, образовывая горячий радиус, разгонять тучи одну за другой. Третья и вторая оказались слабее остальных и упали на землю, раздавив два или три жилых дома в кашу. Остальные удержались в вышине, но разбежались. Тогда Степан бросил лучи на пол и придавил их свободной лапой. Они зажужжали и устремились с чердака к низкому солнцу, которое почувствовало защемленные лучи и поспешно удалилось в шалосферу.
За дверью, которой служила прибитая дверца от нездешнего шкафа, послышался топот и на чердак забежал невысокий полноватый парень, лет двадцати. Он снял шапку и, взъерошив рукой темные торчащие волосы, возгласил. – Степа, я влюбился!
Степан снял перчатки с крыльев и почувствовал дикую боль в мышцах, будто она приехала с визитом из Эфиопотапии. – Неужели это, наконец, произошло, Боян!
– Это произошло! – подтвердил парень и снял пальто, обнажив синий облегающий свитер.
Степан встрепенулся, полез на тумбу и, содрав с потолка две доски, наспех развел костер. – Поставлю чайник, – сообщил он. – За это надо выпить чаю из крыжовника.
Боян привел в порядок дыхание: последние минут пятнадцать он бежал. Подойдя к серым от черепичной пыли матрасам, Боян распластался в воздухе и упал. – Eе зовут Рада. Такая красивая! – он не мог скрыть восторга. – Поверить не могу, два года я искал жену, а теперь будто двести пудов с души слегло. Причем как! Неведомо, безо всяких ожиданий и надежд!
Степан вскипятил чай в железной банке и пропустил его через сито в две деревянные кружки. – Я очень рад за тебя, Боян. Но не уж то ты собираешься жениться, не узнав ее получше?
Боян принял кружку и, сдув зеленоватые пары кипятка, отпил с кислым привкусом. – Я уже все решил, пока бежал. Как увидел ее, на выставке мебели, два часа назад, так и все. Она та самая.
Степан устроился удобнее, сложив лапы по-кокетски, и ждал рассказов. Боян долго водил глазами по дырявому потолку, не зная что и спеть. Его разрывало от неожиданной радости. Будь он фруктом, то, должно быть, уже насквозь промок от сока. – Она лежала на одной из греческих кроватей, проверяла ее уют. Белая от чистой красоты! Я не знал, о чем с ней начинать разговоры, поэтому сразу позвал замуж, поймав ее взгляд, и, знаешь, что она ответила?
Степан мычал.
– Я не против, ответила. А я увлекся ее хрипловатым голосом, знаешь, как у ветра в пустынях Кадары. А ее лиловые губы! Мягкие, как изюм. Мы целовались, а все вокруг смотрели на нас, как на выставочных манекенов.
Он замолчал, выпив залпом остывший чай. – Завтра мы встречаемся и обговариваем свадьбу. Она обещала, что ее родители оставят ей квартиру, как она найдет себе жениха.
– Это хорошо, – заворчал Степан. – Я чувствую, что мне придется поработать над твоим костюмом, а то после выпуска из детского дома ты ходишь в одном и том же.
