За три ночи Иошико поняла, что ее муж окончательно потерял себя.
В первую ночь она проснулась от крика. Сувэйн очнулся от пьяного сна, махая руками, словно отгонял тучи комаров. И в этот раз женщина не потянулась к некогда любимому, но с интересом ждала, что будет дальше. Сувэйн встал, голым подошел ко столу, резким движением плеснул вина и таким же резким сделал глубокий глоток.
Алкоголь попал не в то горло – Сувэйн закашлялся и ударил кулаком себя под грудь.
– Почему ты не спишь? – спросила Иошико.
– Кошмар, – сквозь кашель ответил Сувэйн.
– Опять он?..
– Она.
Сувэйн, наконец, откашлялся и обновил стакан.
– Сколько еще ты будешь пить?
– Мне приснился кошмар.
– Это я поняла, – Иошико встала с кровати и натянула шубу.
– Ты куда?..
– Иду спать туда, где не воняет сбродившим вином.
– Муж и жена должны спать вместе.
– Дети у нас уже есть, так что теперь я могу не терпеть запах пота и спермы, а больше… Зачем я тебе Сувэйн?
– Я тебя люблю.
Иошико подошла к мужу, обняла его, дважды хлопнув по спине, и чмокнула его в щеку. Сувэйн тут же опустил плечи и поставил стакан с вином на стол. Его рука дернулась, когда Иошико вышла из комнаты, и Сувэйн остался в одиночестве. Он чуть покачивался и смотрел тупо в пол. Потом на руки, где не было ни единого кольца. А затем снова поднял стакан и осушил его.
Вечером на исходе осени в городе Куннар горело два огня. Один пожирал дома, хлипкие стены, сено, заготовленное на зиму, и даже колья, выставленные для защиты от захватчиков. Этот огонь пылал так ярко, что разгонял ночную тьму. От дыма не было видно ни луны, ни звезд, а рев пламени заглушал крики.
Второй огонь горел в сердце Этрэйна. Он рубил захватчиков со всей страстью и яростью. От крови его сверкающий меч стал красным, и даже украшенная драгоценными камнями рукоять потеряла свой блеск. Этрэйн не беспокоился за своих воинов, он знал, что они отбросят захватчиков. Знал, что они выстоят, ведь многих из них обучал сам, открыв для них Путь меча. Но в доме кьона остались жена и дети, и хоть старшему сыну Этрэйна недавно исполнилось уже четырнадцать, он едва ли мог бы защитить семью.
Копье просвистело мимо головы Этрэйна, кьон едва успел уклониться. Он обернулся, и парировал удар мечом. У нападавшего только-только пробилась борода, а на его затылке колыхался хвост черных волос длиной с палец. Куда ему идти против кьона? Заплетенные в косы светлые волосы Этрэйна опускались ниже плеча, а свободная борода доходила ему до груди. Он был воином, закаленным в боях. Он ходил на запад, ходил на кораблях. Этрэйн сам вел корабли. Что ему мог сделать воин, впервые вышедший на бой?
Кьон схватил захватчика за запястье и вывернул ему руку. Юнец выронил собственный клинок и закричал, но крик его быстро оборвался. Этрэйн ударил мечом прямо в горло недругу и резким движением вырвал клинок. Он подхватил копье, брошенное в него, и побежал к своему дому.
Воины, охранявшие дом кьона, лежали в крови. Их лица были изрезаны, животы вскрыты, из спин торчали стрелы и копья. Все шестеро не двигались и смотрели пустыми глазами на приближающегося кьона. Но Этрэйн не мог остановиться возле них, не мог позволить себе секундную слабость и закрыть их глаза. Там, за крепкой дверью, его ждала семья. Она нуждалась в нем. Нуждалась в его талантах.
Первым пал воин, что стоял прямо за дверью. Из его груди вырвалось копье, сломав ребра и разорвав кожаный доспех. Этрэйн сломал древко и вонзил обломок прямо в шею следующему захватчику.
Кьон огляделся. Один из воинов приставил нож к шее его жены, золотоволосой Гелы, а еще четверо окружили сыновей Этрэйна. Это были умелые бойцы, хоть и наемники. Такие за деньги могут перерезать горло тысячам детей, что уж говорить о двух шестилетках, одном подростке и их матери? Но даже с ними Этрэйн справился бы без проблем, будь он один на открытой местности. Не в доме. Не с заложниками.
