Проводница Таня курит на платформе,
стоя неподалёку от поезда.
Снежная зимняя ночь.
Таня:
Провода… Как завитые косы,
В переплетьях хранят жизни ток…
Скоро ль дней моих выйдет срок?
Над курганами выпадут росы…
И войду я туда… Туда,
Где звучать будет песнь отрады,
И истлеют былые ограды,
В пустоте не оставив следа…
Мне б хотелось порою огня,
Да такого, чтоб дым коромыслом,
Чтобы в воздухе терпком, кислом
Лишь родные узнали б меня…
(Поезд выпускает воздух, слышно резкое краткое шипение.)
Но мне, видимо, жить ещё столько,
Сколько нужно, чтоб шерсти клок
Обратился в цветастый платок.
Блёстки спиц – звёздной пыли осколки —
Его стянут, как струнку – коло́к.
Чтоб созвучье тепла и света
Жизнь дало новым силам земли,
Наносное бы всё отмели
Люди, полные верных заветов…
(Она выдыхает дым и делает новую затяжку.)
А пока… Чистый свет порожу:
Тех, кто будет в пути, – провожу…
(Она выдыхает дым, бросает окурок,
только свет от упавшего пепла
остаётся на сцене, и Таня, едва видная
в этом свете, уходит в вагон.)
Таня появляется в начале коридора,
направляется на осмотр вагона.
(Она начинает идти по коридору, открывает форточку,
видит вместе со зрителями снег, ровно падающий
сверху там, где она стояла до этого.)
В мире так много лишних вещей…
Лучше бы белизной снегопада
Они мерили, чей предмет чей.
(Она закрывает форточку, идёт по коридору дальше,
заглядывает в купе, где оправляет подушки, чайные ложки,
скатерти на столиках.)
Проводницы хлопотен быт:
Кто-то ест ещё, кто-то уж спит,
(Аккуратно подаёт в одно купе меню, затем отодвигает
свесившуюся в проход ногу, ступая дальше.)
Кто-то… просто пустился в бега,
(Чуть помедлив, спрятав глаза.)
Кто-то думает, он при деньга́х,
На кого-то пролили щи…
(Протягивает в купе полотенце.)
Судеб всяких здесь поищи!
Хоть плацкарт, хоть спальный вагон…
Во Вселенной один закон.
Я оправлю сугробы подушек,
Чайных ложек звон – скрежет лопат.
Устилаю салфеток порошу,
(В конце коридора она заходит в своё купе, в котором, войдя,
занавешивает оконце.)
Занавешу и мой зимний сад.
Пусть перчаток моих белизна
Чистым светом всего коснулась —
Я сама будто снова проснулась,
Видя вестников вечного сна…
Это нежные… были бутоны.
Распускались… Их цвет – жизни пик.
Их растили… Дарили… в тот миг
Смерть таких же косила тонны…
(Снимает перчатки и откладывает их, смотрит
на вялые цветы в вазе на столике, касается их и,
словно бы переключившись, приподнимает часть
вязаной материи; рядом на столике лежит клубок шерсти
со спицами.)
Говорят, тот, кто долго в пути,
Он как сокол степной в поднебесье:
Видит всё, но не льётся песня
Из его напряжённой груди…
Пьяный голос из-за двери и последующее засовывание
скомканного белья в дверной проём:
Э! Гражданочка! А? Погляди!
На бельишке-то, что ли, пятна?..
Я здесь, краля, не за бесплатно,
Ты давай-ка мне тут не блуди,
Чтоб красиво мне было, роди!
(Таня молча принимает бельё из проёма, отдаёт обратно
новый комплект, заговаривает через небольшую паузу.)
Лишь молиться… Но не говорить
От иного желанье родится…
Жизнь Вселенной не накренится,
В тишине если чуть покурить…
…Вот… и дверь за собой притворить…
(Она в тамбуре, закрылась, закуривает.)
Вот так пахнут дороги судьбы —
Испражненьем, истёртым металлом…
Извлеку ли я дух снегов талых
Из-под окриков голытьбы?
В камнепаде чужих ожиданий
Только вечности глыбой стоять.
Человека же… просто пронять.
