Осенний ветер гулял по черепичным крышам Праги и иногда заглядывал в окна. Через открытую форточку шумливый бродяга залетел в «Дом у Ротта» на Малой площади, где за обеденным столом завтракала семья Ардашевых.
Вероника Альбертовна, встретив ночью супруга, теперь не могла на него наглядеться. Все прошедшие дни у неё прошли в тревоге. Просыпаясь среди ночи от кошмаров, она истово молилась и просила Господа уберечь её мужа от беды. От нашествия дурных мыслей отвлекали лишь приятные минуты общения с Пашей. Они вместе гуляли по городу, ходили в зоопарк и синематограф. И всё ждали, ждали возвращения Клима из командировки. Теперь всё позади, и дружная семья собралась за одним столом. Казалось, счастье воротилось в дом надолго.
За прошедший год Павел повзрослел и, видя доброе к себе отношение Ардашевых, стал их считать своими вторыми родителями. Это было его собственное решение. В тот момент, когда он впервые назвал Веронику Альбертовну «мамой», она не удержалась и по её лицу, покатились слёзы, точно капли дождя по стеклу. От нахлынувшей радости она принялась покрывать макушку мальчика поцелуями.
Оказалось, что Павлик тоже соскучился по Климу Пантелеевичу и, завидев его, бросился к нему на шею. В этот миг между «отцом» и «сыном» исчезла последняя частичка вежливой сухости в общении.
– Как вы тут без меня поживали? – намазывая маслом булку, осведомился Клим Пантелеевич.
– Мы зря время не теряли, – улыбаясь вымолвила Вероника Альбертовна и налила мужу чай. – Ходили в зверинец, смотрели фильму «Последний из могикан» и даже начали учить алфавит. Я отыскала в «Славянском книжном магазине Франца Говорка» «Русскую азбуку» Сытина 1910 года издания.
– А скажи, Павлик, кто тебе из зверей больше всего понравился?
– Жирафа.
– А почему?
– Она выше всех. И волка первая увидит. Она убежит, а другие останутся. Волк их и задерёт.
– Грустно рассуждаешь, сынок, – улыбнулся Ардашев. – Жирафа от волка может копытами отбиться.
Павел прожевал и, глядя в потолок, согласился:
– Да, пап, у неё длинные ноги. Такими ногами грех серого не забить.
– А сколько ты букв выучил, Паша? – спросил отец.
– Не знаю. Не считал. Я только до двенадцати пока считать умею, – откровенно признался малец и отодвинул тарелку. – Мама, я наелся. Можно я пойду поиграю?
– Да, сынок. А стишок из азбуки папе расскажешь?
– Про кораблик? Или про бедняка?
– Про кораблик, Пашенька, про кораблик.
Мальчик слез со стула, молча прошёл на середину комнаты и, вытянув руки по швам, громко прочитал:
Ветер, по морю гуляет
И кораблик подгоняет.
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого.
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят
[2].
Ардашев захлопал в ладоши.
– Какой молодец! Спасибо за стихотворение. Мне очень понравилось. Иди играй, сынок.
Малыш мигом скрылся в своей комнате.
– Клим, ты больше никуда не уедешь? – подняв на мужа умоляющий взгляд, спросила Вероника Альбертовна.
– Не знаю, – он пожал плечами. – В Таллине всё получилось не так, как я хотел. Надо исправлять ошибку. Но когда и куда конкретно придётся отправиться, мне не ведомо. Жду информацию. Как только её получу, тотчас тебе об этом скажу. Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Клим Пантелеевич поднялся.
– Спасибо за завтрак, милая. Спущусь в контору. Вацлав, наверное, заждался.
– Да-да. Он уж точно извёлся. Уверена, что ему не терпится поведать тебе, как он помог инспектору Яновицу отыскать убийцу. Бедная Мария уже слышала эту историю раз десять, но он никак не может угомониться и опять её нам пересказывает, добавляя, правда, всё новые и фантастические детали. По-моему, даже Паша уже выучил наизусть его хвастливую байку. Но что поделать? Нам ничего не остаётся, как притворяться, что восхищены его гениальной логикой.
