Пятничный день выдался холодным и
мокрым. Апрель вообще не радовал теплом. Макарова Настя тоскливо
смотрела в окно, по которому барабанил дождь. Огромные дождевые
капли, падая на поверхность новенького стеклопакета, превращались в
кляксы, сливались в ручьи и текли, словно потоки слёз. Небо, бывшее
с самого утра серым, без просветов, теперь стало тёмно-серым,
предрекая новую порцию большого дождя.
- Моя жизнь такая же серая, как это
небо, - с грустью подумала Настя.
Грустить Макаровой было от чего: в
декабре прошлого года она попала под сокращение на швейной фабрике,
где проработала семь лет швеёй. Работу в шумном швейном цеху
Анастасия ненавидела всеми фибрами души, но там по крайней мере
стабильно платили зарплату, и это позволяло ей оплачивать
коммунальные платежи за доставшуюся в наследство от бабушки
маленькую однокомнатную хрущёвку, расположенную на четвёртом этаже
старой кирпичной пятиэтажки, и худо-бедно питаться, покупая в
основном акционные продукты в местном супермаркете.
После сокращения Макаровой пришлось
срочно искать работу, потому что никаких финансовых сбережений "на
чёрный день" у неё не имелось. Спустя неделю бесплодных поисков
нового рабочего места Настя вынуждена была признать, что ей светит
только позиция нянечки в детском саду. Так она заинтересовалась
вакансией помощника воспитателя в старшей группе "Почемучки" в
логопедическом детском саду номер восемь, расположенном недалеко от
большого хозяйственного магазина, в пяти остановках от дома Насти.
Мама Анастасии, узнав об идее дочери работать нянькой, разохалась и
потребовала Настю вернуться домой в деревню, а в бабушкину квартиру
пустить квартирантов.
- Доход от квартиры станешь мне
отдавать, потому что ты с деньгами обращаться не умеешь, -
планировала мама. - Пересидишь остаток весны и лето в деревне,
будешь по хозяйству помогать. Потом, может, и работу какую-нибудь
найдёшь к следующей зиме.
Макарову этот вариант совсем не
устраивал в первую очередь из-за сожителя матери, Степана, большого
любителя спиртного, а во-вторых не хотелось возвращаться в деревню,
из которой с таким неимоверным трудом удалось вырваться после
окончания школы. Таким образом, потеряв работу швеи, Настя рискнула
ослушаться мать и позвонить в логопедический детский сад по вопросу
открытой вакансии. Заведующая детским садом пригласила Анастасию на
собеседование и приняла в штат своих сотрудников. Работа помощника
воспитателя оказалась несложной, коллектив - дружным, и Настя уже
успела привыкнуть к рутине своего рабочего дня за те три месяца,
что прошли с момента трудоустройства...
- Анастасия Сергеевна, полдник пора
получать, - вывел Макарову из задумчивости голос воспитателя группы
"Почемучки" Инги Петровны Даниловой.
Инга и Настя были ровесницами,
поэтому легко сошлись. Однако, в отличие от Макаровой, Данилова к
своим двадцати восьми годам успела сходить замуж, обзавестись сыном
Кузей и развестись. Сменщицы у Инги не было, Кузя ходил в этот же
логопедический детсад, поэтому Данилова с утра до вечера пропадала
на рабочем месте. Деньги за работу на полторы ставки и неплохие
алименты на ребёнка, исправно получаемые от бывшего мужа, позволяли
ей вести довольно комфортную жизнь. Одно только расстраивало Ингу
Данилову: на любовном фронте последние полгода у неё было
тухло.
В личной жизни Насти Макаровой царил
ещё больший штиль, чем у Даниловой, которая хотя бы иногда
вырывалась на свидания, подкидывая сына родителям-пенсионерам,
живущим в однокомнатной квартире в старой аварийной двухэтажке на
окраине города. Все свидания, на которые ходила за свои двадцать
восемь лет Настя Макарова, можно было пересчитать на пальцах одной
руки, но трагедия заключалась даже не в этом, а в том, что ни одно
свидание Макаровой не привело к длительным отношениям с мужчиной:
кавалеры, попадавшиеся Насте, не отличались интеллигентностью и
сразу звали её провести вместе ночь, что совершенно не устраивало
Анастасию. Ей хотелось настоящей, возвышенной любви. Время шло, а
достойный претендент на руку и сердце Макаровой всё не появлялся.
Настя, несмотря на эффектную внешностью, которой одарила её
природа, уже перестала надеяться на встречу того самого
единственного, хотя нет-нет да и грустила из-за своего
одиночества.
