Мы сидим со Штефаном в небольшом вьетнамском кафе и едим рис с кальмарами, а еще горячо любимые блинчики-нэмы из рисовой бумаги, обжаренные во фритюре. Внутри хрустящие креветки, свинина, нарезанные соломкой овощи. Штефан – немного уставший после перелета – выглядит тем не менее совсем неплохо. Он почти не изменился за те тринадцать лет, которые я его знаю. Мы познакомились в Германии много лет назад через общую знакомую. Я тогда проходила практику в Кельнском университете, и мне нужно было где-то пожить, когда я захотела посмотреть Берлин. Я была безумно влюблена в Штефана, сначала десять, а потом еще и пять лет назад. Мы сходились, потом расходились. Отношения наши накатывали, как волны на берег, потом так же внезапно отступали. Нашу любовную лодку то и дело заливало водой, хотя мы упорно и немного упрямо продолжали делать вид, что не страшно, это еще не конец, можно еще поставить заплатку. Возможно, нам просто с самого начала не суждено было быть вместе.
Последний раз мы расстались в прошлом году, без истерик с моей стороны и без «нам надо серьезно поговорить» с его стороны. С тех пор мы еще пару раз встречались, когда он приезжал из Берлина, обычно за чашкой кофе по-вьетнамски или в пабе, недалеко от станции метро «Боровицкая». Сейчас Штефан считает меня другом (это очень современно и по-европейски модно). В данный момент он работает в крупной международной компании, что-то связанное с таможней, и ему в один из отделов как раз нужен переводчик тире личный секретарь. Я очень тактична, спокойна, хорошо говорю на английском, на немецком хуже, но второй язык потребуется только для переписки. Одним словом, «надежный и проверенный временем человек», как выражается Штефан. Я почти уверена, что получу эту работу. Поэтому ссориться с ним не собираюсь. Ругаются и устраивают истерики глупые и недальновидные особы. Мой любимый пример из истории – одна из жен английского короля Генриха VIII (всего их было шесть, и дети в Великобритании запоминают очередность королев с помощью считалки «развелся, казнил, умерла, развелся, казнил, пережила»). Жена под номером четыре, Анна Клевская, с которой Генрих развелся почти сразу после первой брачной ночи, смирилась со своей судьбой, не роптала, ни на что не претендовала, благодаря чему успешно пережила и мужа, и остальных его жен. Такой расклад я думаю, устроил бы меня больше, чем судьба ее тезки – Анны Болейн.
Мой немецкий друг чем-то расстроен. Я сразу это заметила. Пока мы ждем, как из верхнего стаканчика кофе накапает в нижний, со сгущенкой, Штефан замирает и как-то съеживается, потом протирает очки и наконец выдавливает:
– Знаешь, я так рад, что я сейчас в Москве. Мне просто необходимо было уехать.
– Что-нибудь случилось? – спросила я. Мы привыкли многим делиться друг с другом. Я довольно подробно знаю все, что происходит в его семье, знакома с бабушкой и дедушкой, вежлива с его родителями и даже пробовала знаменитые тушеные огурцы, которые готовил папа Штефана (между нами – гадость страшная). У них дом на берегу озера Ванзее в Берлине, там безумно красиво. Однажды на закате мы вдвоем с любимым плавали на лодке и видели, как огромная стая лебедей кружила над водой, потом птицы куда-то улетели. До сих пор помню, как будто это было вчера. Впрочем, теперь, наверное, видом на озеро наслаждается другая девушка, наверняка блондинка, Штефи нравятся блондинки.
– Да. – Штефан замялся. – Понимаешь, я встретил девушку…
