Моя подруга-цыганка была яркая, золотисто-смуглая, с глазами черными, очень большими и блестящими. Она была полновата и носила длинные юбки.
Отца своего она боялась. Он был злой и бил ее мать, если та не приносила домой денег. Подруга говорила, что мать надевала по пять юбок одновременно, чтобы никто не видел, как она истекает кровью после его побоев.
Подруга была добрая. С ней мы разговаривали обо всем. Одноклассницы советовали мне не дружить с ней, потому что она – «черная», а я – «белая». Наша семья приехала с севера. Там цвет моих волос никого не удивлял. Но здесь из-за этого контраста все обращали на нас внимание. Прожаренные на южном солнце одноклассники говорили, что я – «белая, как черт». (Почему черт должен быть белым? Странная какая-то мысль!) Они говорили, что меня плохо одевают, и что я плохо причесана. Я им не нравилась. Но мне было наплевать. Этим летом я с удивлением обнаружила, что знаю много такого, о чем они не имеют ни малейшего представления. Как мой отец, я постоянно читала, и количество прочитанного, очевидно, перешло в качество. И еще я постоянно выдумывала разные фантастические истории.
Подруга не читала совсем. Она вовсе не была глупа, но у них это было не принято. Она любила слушать мои фантазии. Глаза ее загорались, губы приоткрывались, на лице появлялась улыбка. Мы долго бродили по улицам после занятий, пока она не спохватывалась, что времени уже много, и не убегала.
Осень была сухой, теплой, небо ярко синело, и листья шуршали под ногами. Пахло дымом от горящей в кострах листвы. По воскресеньям на базаре было очень изобильно. От винограда, арбузов, яблок, айвы, каштанов и прочего ломились прилавки. Караваи хлеба в нашем магазинчике были высоки и пышны необычайно. На линейках с песнями пролетали свадьбы. Кони, гнедые и тонконогие, были очень красивы.
Потом настала зима, пошли дожди и снег, и подруга перестала ходить в школу. Ее не пускал отец. Видеться нам не удавалось. На улицу ее тоже не пускали. В школе это никого не удивило – она же была цыганка.
А потом наша семья неожиданно переехала в другую область. Мне даже не удалось попрощаться с одноклассниками. Больше я никого из них не видела.
Спустя три года я училась в институте. У меня был белый в тонкую серую полоску костюм с короткой юбкой и бело-черные туфли на шпильках. Мои волосы квартирная хозяйка сравнивала с перьями чайки, такие они были светлые и блестящие. В читалке после занятий наши смуглые иностранцы поглядывали на меня из-за учебников и, случалось, спрашивали, не из Прибалтики ли я.
А моя подруга за два года до того была выдана замуж. Школу она так и не окончила. Они тоже куда-то уехали. Я часто ее вспоминаю. Она была совершенно индийского типа, как героини Раджа Капура. Ее звали Лида.
Мы были в чем-то очень похожи.
Когда все собрались вечером за столом, и в доме стала тесно и шумно, красавица Анька уже так устала, что ей хотелось только упасть и уснуть.
Анька была приглашена в дом в качестве помощницы пожилой уже хозяйкой по случаю приема многочисленных, свалившихся как снег на голову родственников. Для нее, живущей на пособие, никакие деньги не были лишними, а Сергеевна, хозяйка, была доброй и всегда щедро расплачивалась с ней.
За столом смеялись, пели и пили. Гостей было много. Анька не успела рассмотреть их из своего кухонного закутка. Было жарко и душно. Когда Сергеевна послала ее в погреб за абрикосовым компотом, она присела ненадолго на скамейке под яблоней, остыть. И в эту минуту увидела его…
Он был красив, высок и строен. Он был одет, как принц, то есть в светлые брюки и светлую рубаху. Мужчины в Анькиной семье никогда не носили светлое. Ее мать говорила: « Не принцы! Стирать-то на них!»
