Гниль под летним солнцем
– Не делай из меня дуру! Я знаю, это ты виноват! Чего в стену глядишь? Отвечай!
Пожилая, но крепкая женщина отступила на шаг, когда он перевел на нее свой тяжеленный взгляд.
Он сидел в видавшем виды креслице с протертой обивкой. Руки лежали на деревянных подлокотниках. В такой позе да еще и с наклоненной вбок головой он был похож на паралитика.
Тридцать пять лет, а голова уже седеет. Лицо поросло жидкими волосками. Такие и щетиной-то не назовешь. Даже бороды нормальной себе отрастить не может, только жалкий пушок.
Впрочем, он и сам жалкий. Катится в пропасть не останавливаясь. Потерял работу. Загубил семью. Сидит теперь в позе инвалида в продавленном кресле.
Его взгляд безумен из-за затяжного алкогольного психоза. Женщина с самого начала подозревала зятя в убийстве ее дочери. И теперь он может запросто грохнуть ее саму. Прямо тут, на пороге однокомнатной квартирки на пятом этаже хрущевки.
Он схватил с журнального столика хрустальную конфетницу-лодочку и метнул в тещу. Конфетница ударилась о дверь, но не разбилась. На зеленой поверхности появилась отметина. Скрепки, шпильки для волос, фотокарточки на паспорт, катушки ниток, пуговицы – все, что годами копилось в конфетнице, разлетелось по комнате.
Старуха юркнула в подъезд. Дверь захлопнулась. Послышался торопливый стук каблуков по ступенькам.
Юрий долго не отводил взгляда от тесной темноты прихожей. Глаза пульсировали от боли. В голове стучал отбойный молот.
Ч-черт… Она ведь визжит, даже когда просто разговаривает! Это стало раздражать Юрия с того самого дня, когда возлюбленная привела его знакомиться с родителями.
Ну, не то чтобы возлюбленная. Просто так получилось, что он на ней в итоге женился…
Юра стремительно спивался. Раньше, в другой жизни, он был многообещающим комсомольским функционером, прислуживал провинциальным партийным царькам. Строил социализм, приворовывал потихоньку. Квартирку выхлопотал. Только – вот беда! – строительство дома пришлось на самый конец перестройки. Кооператив развалился, а дом так и стоит до сих пор унылой недостроенной коробкой с пустыми окнами.
А ты, Юрец, сидишь здесь – в убогой конуре, доставшейся тебе от умершей бабки. И спиваешься. Раньше был красавец мужчина, все девки по тебе сохли. А теперь кто? Неудачник и алкаш.
За окном 1994. Странный год. Все плохо, и ничего толком не происходит. Невыплата заработной платы, митинги, забастовки, теракты, пьяный Ельцин, демократия, выборы… А так-то ничего особенного, все просто плохо. Надо либо веселиться и рисковать, либо опускаться и спиваться.
Юрий избрал второй путь – года три назад, когда приказали долго жить строительный кооператив, комсомол и партия-мать. Настало время неудач, нестабильности и незащищенности. Юра попытался устроиться на завод по специальности и даже проторчал там у станка пару месяцев. Но завод прикрыли, не заплатив новому фрезеровщику ни копейки. Потом его больше никуда не взяли, а со временем он просто перестал искать работу.
